Наташа Михлин - Это внутри. Рецидив

А с чего вообще распинаться перед какими-то шабашниками? Что они понимают в каллиграфии?! Заказали открытки ручной работы, потому что это модно! Скорее всего, они и прочесть-то написанное не смогут, а цвет… заказчик упоминал о розовом — весна же, светлый праздник… Джереми злобно хохотнул и глотнул из оказавшейся на столе бутылки. Она явно простояла на столе дольше нужного. Он заставил себя проглотить задохнувшуюся воду, закрутил крышку и бросил бутылку, промахнувшись мимо урны в углу комнаты.

Фрост обиженно муркнул, сунулся под стол, напоминая об ужине, хотя у хозяина не было и обеда. Джерри оттолкнул его, топнул ногой.

Можно отправить заказчику пустые листы и сказать, что белый на белом — это новый писк моды, возврат к раннему супрематизму.

«Они даже такого плоского юмора не поймут…»

Тушь обозначала мелкие ямки и выпуклости плотного листа. Алый растворялся в белом, сходил на нет десятками тончайших ручейков-волосков, вился правильными дугами, сплетался и расплетался… Рука дрогнула, узкая линия скользнула вниз, перечеркивая прошлую. Джереми стиснул зубы, резко отодвинул испорченный лист и вынул из упаковки новый.

Снова скольжение волосков по бумаге.

Перекладывая рисунок, Джерри задел узор пальцем и еле справился с жгучим желанием воткнуть кисточку в середину стола, пришпиливая к нему испорченную работу. Отложил ее, зажмурился, медленно вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоиться, поймать состояние отстраненной сосредоточенности. Снова взял кисть…

Рисунок был почти окончен, когда на бумагу непонятно откуда упала алая капля. Она стала последней.

Мир звенел и бился вместе с ним, летел осколками, трещал по швам и рассыпался ошметками бумаги, дерева, искрил обрывками проводов, рычал обезумевшим зверем и рвался на части, еще, еще и еще, пока не хлынул по губам соленый горячий поток, пятнающий руки, пол, все вокруг, мешающий дышать, пока не осталось ничего, кроме тишины.

Джереми осел на диван посреди разгромленной комнаты и закрыл лицо руками. Вспышки давно забытого яростного удовольствия жгучими точками оседали внутри, глохли под натиском привычного серого ужаса. С ладоней капало. Такой тупой и тихий мерный звук…

Джерри потянулся к телефону и, не глядя, ткнул в кнопку быстрого набора. Палец сполз на видеозвонок, и не успел Джереми отменить вызов, как Эйтан ответил. И сразу оценил открывшуюся картину.

— Жди, я еду. Просто подожди, прими душ, поешь, поспи. Все будет хорошо, Джерри.

Джереми молча кивнул и отложил погасший мобильник. Стянул футболку и, скомкав, прижал к носу — все равно уже изгваздана к чертям. Из-под дивана раздался шорох, оттуда выполз взъерошенный Фрост, обнюхал беспорядок на полу, покосился на хозяина, но подходить не стал. Джереми безучастно наблюдал, как кот, осторожно ступая, обошел залитые красной тушью обрывки бумаги и скрылся в кухне.

Когда кровотечение прекратилось, Джерри прошел в ванную, стараясь не смотреть на растерзанные вещи. Под теплыми струями душа стало легче. Вода смыла соленый вкус с губ, согрела холодные руки.

Он всегда был мерзляком. И стыдился этого. Глядя на теплые варежки в магазине, покупал модные перчатки без пальцев.

Стало жарко; чтобы вновь не пошла носом кровь, Джереми выключил воду и медленно, не спеша, оделся. Главное — ни о чем не думать, сосредоточиться на сиюминутных мелочах. Сложить грязные вещи в корзину. Поднять с пола ноутбук. Подмести крупные осколки. Сложить в пакет. Сварить яйцо. Пожарить тост. Заварить в чашке чай и не забыть сахар. Насыпать корм коту…

За окнами спустился тихий вечер. Вечер — время тишины и неопределенности, глухой темной тоски или острого предвкушения. Ночь и день абсолютны, мглистое безвременье позволяет ощутить их острее, превращает жестокое противостояние света и тьмы в игру обмена властью.

Для маленького Джерри сумерки означали приближение страха, серые туманные щупальца гасили солнце, вползали внутрь дома холодом, шевелили волосы на затылке.

Позже вечер окрасился шальным жаром ожидания ночи, стал другом. В угасающем свете всегда можно было найти мгновение редкого одиночества перед тем, как нырнуть в яркую череду шумных и зрелищных ночных увеселений, когда весь мир, кажется, лежит у ног, а ты отпихиваешь его ногой, мол, не до тебя…

Джереми ходил по дому, не зажигая света — так меньше лез в глаза разгром в гостиной. Сдвинул рассыпанные книги в сторону, проверил, уцелел ли монитор компьютера.

С улицы долетали чьи-то далекие голоса и треньканье велосипедов. Вслед за периодом дождей пришли теплые дни и прохожие не торопились покидать улицы, тем более, что завтра выходной.

Джерри осторожно вышел на крыльцо, проверил, на месте ли запасной ключ, и вернулся в дом. Сел на кровать и взглянул на упаковки таблеток на тумбочке. Снотворное он не принимал больше двух месяцев и радовался, что засыпает сам… Но не сейчас. Сейчас — точно не сможет. Компьютеру при перегрузке достаточно перезапустить систему. А лекарства такого пока не умеют… но позволяют просто выключиться, как машине. Не представлять себе очередную историю перед тем, как закрыть глаза. На миг выныривая из сладкого сна в середине ночи, не слышать, как Фрост ходит по кровати и урчит, как пушистым клубком сворачивается на животе. Не видеть снов…

Первое время он боялся, что ему приснится что-то из прошлого. Но такого не случилось ни разу. Снилась какая-то нелепая мешанина повседневных или фантастических образов, иногда неприятные, мутные кошмары, после которых полдня ходишь понурым, но прошлое — никогда.

Сейчас нужно выпить таблетки и на восемь часов перестать быть.

«Эйтан сказал спать — будешь спать».

Джерри поморщился и вытряхнул на ладонь капсулы.

Он проснулся и сразу сел, протирая глаза. По комнате плыл запах крепкого кофе, штора была отодвинута в сторону, на одеяло падал прямоугольник света. Со стороны кухни доносился тихий низкий голос Эйтана Замира.

— Давно приехал? — спросил Джереми, босиком входя в кухню.

— Полчаса назад, — улыбнулся низенький человек с темной окладистой бородкой. — Иди сюда…

Джерри улыбнулся, шагнул и обнял доктора.

Замир налаживал контакт не только вербально. Мог подойти к пациенту, похлопать по плечу, обнять или пожать руку. Если пациент, конечно, был не против. С Джереми в свое время Эйтану пришлось работать долго… Но тепло лечит.

Вот и теперь Джерри вдруг на секунду показалось — ничего не случилось, все в норме. А будет — хорошо.

Джереми покосился на портфель Эйтана на стуле, но тот покачал головой:

— Сначала поешь.

Фрост терся о ноги гостя, Замир наклонился погладить.

— Ты не говорил, что завел кота, — заметил он, усаживаясь на стул и глядя на то, как Джерри возит вилкой по омлету.