Наташа Михлин - Это внутри. Рецидив

— Он сам завелся, — пожал плечами Джереми.

— Правильно, — одобрительно кивнул Эйтан Фросту. — С этим парнем так и надо.

И он пододвинул Джерри чашку с чаем.

— А ты сам-то завтракал? — спохватился Джереми, отодвигая тарелку.

— По дороге, — отмахнулся Замир и укоризненно взглянул на почти целый омлет. — Ну, начнем?

Когда-то давно рассказывать другому человеку о малейших оттенках собственных чувств и мыслей было стыдно и трудно. Но за годы Джереми привык к этому, и теперь процесс наоборот успокаивал.

Оторвавшись от записей, психиатр захлопнул папку и сложил в портфель, звонко щелкнув замком, достал планшет.

— Это совершенно точно не обострение, Джерри, — заключил он.

Джереми откинулся на спинку дивана и прижал ладони к лицу.

— У тебя в последнее время случилось много нового, — продолжал доктор. — Это реакция на твой выход из раковины, потерю контроля. Конечно, если бы ты слушал, что я тебе говорю и не копил в себе эмоции, такого не случилось бы… Но будем все же считать, ты отделался малым. Зак хороший клинический психолог, он поработает с тобой удаленно.

Джереми уронил руки на колени, глядя на Эйтана, который чиркал что-то на экране планшета.

— Попьешь снотворное пару недель, я даю тебе другое лекарство. А в остальном — нужно изменить дозировку и кое-какие…

— Но такого не было раньше! Давно не было! — перебил Джерри. — В клинике тоже случалось многое. Когда я провалил первые экзамены, и вообще…

Замир поднял глаза, почесал бороду.

— Там ты был на препаратах. Ровный фон настроения, ни злости, ни радости. Потом ты по привычке поддерживал этот «ноль» и вне стен больницы. А теперь жизнь устала ждать, когда ты решишь влиться в нее. И пришла к тебе сама, — мягко улыбнулся он, кивнув на кота, пригревшегося на подоконнике.

Джереми упрямо поджал губы.

— Ты ни разу не спросил меня про клинику, — внимательно глядя на Джерри, заметил Эйтан.

— А ты заберешь меня? — вскинул голову Джереми.

Замир прищурился.

— Нет. Конечно, нет…

Джереми выдохнул. Он не мог признаться вслух, что чувствует облегчение вместо сожаления. Под пристальным взглядом психиатра скулы зажглись, Джереми отвел взгляд, чтобы не видеть довольной полуулыбки Замира.

Звонок в дверь прозвучал резкой трелью, Джереми вздрогнул. Эйтан сделал вид, что очень увлечен составлением нового плана терапии.

На крыльце стоял улыбающийся Микки. Полуденный свет подсвечивал буйные кудри рыжим, в руках мальчик держал большую коробку.

— Привет! Соседка отдавала лазилку для кошек, за бесплатно, у нас-то кошки нет, но я сразу…

— Не надо, — резко перебил Джереми. — Нам ничего не надо.

Брови Микки удивленно поползли вверх, сложились обиженным домиком.

— Добрый день, — Эйтан появился рядом, протянул мальчику большую ладонь. — Ты Микки? Джерри рассказывал о тебе.

Лицо мальчика вновь просияло, он перехватил коробку, чтобы ответить на рукопожатие.

— Я Эйтан, друг Джерри, как и ты.

Джереми молча сложил руки на груди и отстранился, подпирая дверной косяк и глядя поверх их голов на зазеленевшие липы. Микки косился на него, отвечая на дружелюбные вопросы Замира.

— Конечно, Фрост обрадуется, — не унимался Эйтан. — Оставь ее тут. Сегодня мы заняты, но приходи в другой день, соберете лазилку. Судя по всему, конструкция сложная… Куда ты ее поставишь? — обратился Замир к Джереми.

Тот глубоко вздохнул, дернул головой и ушел в дом.

— Зачем ты это делаешь? — напустился он на Эйтана, когда тот запер дверь и вернулся в гостиную. — Неужели не ясно…

— Мне-то все ясно, — посерьезнел доктор. — Это ты опять за свое. Прекращай.

В голосе Замира появился стержень — и Джереми знал: этот стержень невозможно не то что согнуть, но даже поколебать.

— Неужели нельзя просто оставить меня в покое?!

Джерри подошел к дивану и сжал спинку руками.

— Нельзя, — так же серьезно ответил Эйтан. — Ты это знаешь. Ты сейчас не со мной, а с прошлым собой говоришь. Опять.

Доктор наставил на Джереми палец.

— И уже хватит.

У Джереми перехватило дыхание от возмущения.

— Злишься, — удовлетворенно кивнул Замир, возвращаясь к планшету. — Это хорошо. Когда ты в последний раз позволял себе злиться?

Джерри не нашелся с ответом, но все же попытался огрызнуться:

— Ты прислал ко мне Таккера Гарсиа!

— Да, — невозмутимо кивнул доктор. — Вы славно пообщались. Он хороший парень. Вы оба, — припечатал он, на миг подняв глаза от экрана. — Все. Теперь дай мне закончить с оформлением, а пока прибери этот бедлам. Ты ведь работать не сможешь в таком беспорядке.

— Я провалил заказ, — буркнул Джереми.

— Ничего, будут другие.

После уборки Эйтан вытащил Джереми поужинать в центр города, и они долго разговаривали, глядя на темнеющее за окном небо.

Вернувшись домой, Эйтан надул матрас, который привез с собой. Фрост пришел в восторг от новой игрушки. Разбегаясь, прыгал на пружинящую поверхность, мял коготками…

Выйдя из ванной, Замир застал свою постель лежащей плоским блинчиком на полу. Дэвис, сдерживая хохот, уже раскладывал диван, наигранно-грозно обещая отшлепать спрятавшегося кота по заднице за порчу чужого имущества.

Эйтан уехал рано утром, пока хозяин дома еще спал, зная, что Джереми не любит прощаний.

«Волна» оставалась маломощной, эффект проходил быстро, менялся от человека к человеку. Кто-то мог под действием препарата сдвинуть с места полтонны, кто-то — всего центнер. Показатели графиков росли, но медленно. Уильям работал неустанно, кое-что придерживал для себя, пусть и понимая, что долго хранить секреты не получится. Это был бессмысленный бунт, но хоть его-то Уилл мог себе позволить, черт возьми?!

Уилл разрешал себе и выспаться как следует, и расслабиться по выходным. Бианки не стоял у него над душой ежедневно, однако это не отменяло того факта, что суперсовременная лаборатория являлась всего лишь богато украшенной клеткой. А улыбчивые крепкие парни за дверью были не только готовы достать что угодно из-под земли и вообще выполнить любую прихоть Гловера, но и пресечь его попытку к бегству.

На запруженных народом центральных улицах или в цветной суете клубов на задах всегда маячили две тени, призванные следить за каждым чихом драгоценного пленника. Лишь после того, как в носоглотке оказывался высококлассный порошок, начинало казаться, что тени смешались с пестротой и растворились в ней.

Уилл старался не думать о том, откуда Бианки узнает вещи, которые Уилл высказывал вполголоса Дону, когда они были одни… Приходилось постоянно следить за тем, что говоришь, и Уилл предпочитал все больше молчать, общаясь с помощником жестами.

Когда в Нью-Йорк привезли Дона и Робби, Уилл с трудом сдержал свои чувства. Тот звонок Бианки подельникам в Лас-Вегас был весьма своевременным. Несмотря на то, что помощникам Уилла явно оказали первую помощь, оба выглядели ужасно, особенно Дон. Робби физически пострадал больше, однако это он почти нес Донни на руках, а не наоборот. Обычно наглый и смешливый испанец затравленно озирался и дрожал. Уилл не стал спрашивать, что именно с ним делали люди Бианки перед тем, как собирались убить. Джованни поинтересовался, не хочет ли Уилл взять в помощники кого покрепче, но Уилл твердо отказался, применив всю свою выдержку, чтобы не огрызнуться мафиозному боссу в лицо. Уилл давно воспринимал совесть как набор культурных штампов, засоряющих сознание индивидуума. Дон вызывал не жалость, а брезгливость, почти желание ударить. То, что Гловер защищал его, было продиктовано в основном стремлением хоть в чем-то пойти наперекор Бианки.