Татьяна Филатова - Пансион благородных девиц [litres самиздат]

– Это я и хочу тебе показать, – печально улыбнулась Оливия. – Мы пришли.

Они остановились у входа в склеп. На фоне остальных склепов, что имелись на кладбище, этот выглядел более новым, а рядом с ним росли какие-то хвойные деревья, какие именно – Генри не знал, все-таки в их паре с растениями дело имел не он.

– Здесь похоронены те, о ком ты говорил… – сказала Оливия. – Те, кто умер за последние сто лет…

– Твоя мама?..

Генри пожалел об этом вопросе. Оливия безмолвно отвернулась и тихо пошла в сторону дома. Перед Генри стояла Кларисса. В ее глазах стояли слезы, но она улыбалась.

– Все мы кого-то теряем, – улыбнулась она и смахнула слезу, – и все мы однажды умираем. Хватит с нас на сегодня смерти. Оливия очень расстроена. Идем в дом…

– Кларисса, я хотел спросить… – начал было Генри, но женщина его перебила.

– Мы можем завтра утром приступить к написанию портрета? – спросила она.

– Думаю, можем, – улыбнулся Генри. «Время разбрасывать камни, а время собирать их, – подумал он, – сейчас не подходящее время для вопросов». Однако для себя он отметил, что уже не в первый раз его оставляют без ответа на вопрос.

Подходя к дому, Генри снова посмотрел на окно комнаты, в которой жил с Оливией – никого. Дурак. А кого он думал там увидеть?

Оливия стояла спиной к ним, держась руками за голову.

– Что случилось? – еще издалека окликнула ее Кларисса.

– Наша летучая мышь… – сквозь слезы пробормотала Оливия.

Генри обогнал Клариссу, подбежал к невесте, обнял ее и только потом увидел то, из-за чего та так расстроилась: цветок, который они привезли из города, ту самую черную такку, которую Оливия и Кларисса этим утром высадили на клумбе во дворе дома, кто-то безжалостно вырвал.

– Какой ужас, – сказала Кларисса и присела у цветка. – Но не расстраивайся прежде времени, я думаю, ее еще можно укоренить.

– Это Виктория сделала? – строго спросил Генри.

Оливия осуждающим взглядом посмотрела на него.

– Она не могла, – сказала она.

– Ну, а кто же тогда? Поправь меня, если я не прав: на территории всего четыре человека, и трое из них долгое время отсутствовали в доме.

– Что случилось? – раздался голос Виктории. – Святой Боже! – воскликнула она. – Это ж кто так над красотой надругался?

– Если это ни один из нас, – продолжил Генри, – то значит, это кто-то другой. Кто мог это сделать? Кто-то из города? Враги? Завистники? Может ты с кем-то встречалась до меня, а теперь он приревновал? – обратился Генри к Оливии. Та взглянула на Клариссу.

– Все возможно, – ответила девушка, глядя на тетку.

– Я, – пауза, – видел, – пауза, – мужчину в нашем окне, – договорил Генри.

– Это невозможно, – сказала Виктория, – я все время была в доме, готовила ужин. Я бы услышала, если бы кто-то вошел в дом.

– А если он все время был там? – не успокаивался парень. – Дом огромен. В нем много комнат, судя по всему, немалый чердак и, я уверен, большой подвал. Тот человек мог спрятаться где угодно. Он знает, что мы даже полицию вызвать не в состоянии – телефоны не работают!

– Будем надеяться, что ты ошибаешься, – спокойным, лишенным всякой тревоги голосом сказала Кларисса, – а это, – она указала на валяющийся кверху корнями цветок, – лишь результат шалостей деревенских детей, которые забрели дальше положенного, а затем услышали, что мы приближаемся, и сбежали в лес.

– Вам определенно нужна собака, – сказал Генри.

– Исключено, – ответила Кларисса. – Никаких собак, никаких животных.

– Тогда поставьте сигнализацию.

– Я не смогу подвести сигнализацию к каждому своему цветку на клумбах. Это абсурд. Остынь, Генри. Мы разберемся, в чем дело. Я сейчас пересажу цветок и надеюсь, что он не погибнет. А ты иди в комнату и отдыхай.

– От чего? Я не устал, – сказал Генри, – и, если никто не против, то я осмотрю дом. Особенно его дальние уголки.

Оливия и Кларисса переглянулись.

– Я проведу, – сказала Виктория, – все ключи – у меня.

– Спасибо, Виктория.

Генри ей не доверял. Он был уверен, что вырванный цветок – это ее рук дело, но доказать этого не мог. Однако и присутствие чужака на территории имения исключать было нельзя. Версия о местном бывшем парне Оливии (хотя Генри не был уверен, был ли таковой) выглядела вполне правдоподобно.

– Я этого не делала, – спокойно сказала Виктория, подходя к старой деревянной двери, что вела в подвал. Генри стоял за ее спиной, и его мгновенно бросило в жар.

– Я не думал…

– Думал, – перебила его женщина, возясь со старым навесным замком. – Мальчик мой. Я люблю Клариссу, я люблю Оливию. И я ни за что не причинила бы им такого зла.

– Кто же это тогда сделал? – спросил Генри.

– Ты верно предположил: бывший любовник… – сказала старушка. Навес замка дряхло скрипнул в такт ее коленям.

Генри не нравилась фраза «бывший любовник», он предпочел бы просто «бывший». Думать о том, что в стенах этого дома его возлюбленная могла быть с другим…

– Как видишь, дверь с трудом открывается… – тихо сказала Виктория. – Сюда уже несколько лет никто не спускался.

– Возможно, чердак… Возможно – другие комнаты. Или же в подвал есть другой вход. С улицы.

– Он был, – сказала женщина, – но его давно уже заложили. Еще во времена Второй Мировой, чтобы в дом никто не пробрался.

– А что, ход далеко идет? – спросил Генри.

– В лес, – Виктория впервые посмотрела ему в глаза. – Иди за мной.

Она включила фонарь, который горел слишком слабо для такого большого и темного помещения и стала спускаться вниз. Лестница оказалась винтовой, что очень удивило Генри. Желание обследовать подвал тут-же уменьшилось, но отступать он не стал.

– Последний раз, – сказала Виктория, – мы сюда спускались, когда меняли водопровод. Для других целей нам подвал не нужен…

– Вы часто говорите «нам»… Вы настолько близки?

Женщина остановилась, повернулась к Генри и посмотрела прямо на него, светя фонарем ему в лицо. Он смог разглядеть, пожалуй, каждую морщинку на ее коже. И глаза… Они были ему знакомы. Да, он видел Викторию уже не впервые, однако где-то эти глаза он, казалось, встречал еще. Но почему он, Генри, всегда такой внимательный к деталям художник, не может вспомнить, где еще видел этот взгляд?

– Они – моя семья, – сказала женщина, – мой муж умер, детей у меня не было. Кларисса опекает меня, она добра ко мне, а об Оливии я заботилась буквально с ее рождения. Да, мистер Генри Харрис, мы близки. Идем ниже. Я, право, не знаю, что здесь можно найти…

Они спустились на сырой пол, и Виктория осветила фонарем огромную подвальную комнату. Она выглядела абсолютно спокойной, однако у Генри поджилки принялись вибрировать, а зубы отбивать чечетку то ли от сырости, то ли от страха. Стены были выложены потемневшим камнем, похоже, что таким же, каким дом был обложен и снаружи. Когда фонарь светил в одну сторону подвала, остальная была сокрыта в кромешной темноте, отчего у Генри разыгралось воображение. «Что я здесь делаю? – неожиданно для самого себя подумал он. – Не в подвале, нет. Что я делаю в этом доме среди этого проклятого леса? Сейчас сидел бы с Итаном и пил пиво. Стоп. Но я же не пью пиво! Уже несколько месяцев, как не пью. Благодаря Оливии… Оливия… Интересно, она бывала в этом подвале?».