Светлана Багдерина - Путешествие в Шахристан

Как выяснилось секундой позже, подобное любопытство обуяло не одного меня. Граф Рассобачинский остановился у ящичка, задумчиво ухватив подбородок, и волей-неволей вся наша делегация встала тоже.

Ассистент - маленький очкастый старичок в поношенном старомодном камзоле цвета выцветшей лягушки, улыбался слушателям. Те улыбались в ответ. Музыканты, одетые, как теперь обратил я внимание, не наряднее помощника, доиграли одну пиесу и начали другую. Из толпы посыпалось изобильное, но нематериальное 'Спасибо' и 'бис'. Кто-то из слушателей отошел, кто-то присоединился... Случая расстаться с музыкальными безделушками - деревянными брелоками в виде инструментов - старичку не представилось.

Граф хмыкнул, пошептался несколько секунд с Никодимом и стрельнул хитрым глазом в мою сторону. Никодим Труворович тут же принял вид вздорный и сварливый (не то, чтобы ему пришлось для этого очень стараться, скажу при всей объективности).

- А что, милейший, говорят, меньше шахрика оставлять вам не прилично? - почти заглушая соло ситара, спросил он у ассистента.

Улыбка того стала деревянной, как его сувениры:

- Сколько будет не жалко господину.

- Хм... - боярин почесал щеку. - Шахрика-то мне не жалко. Нате, держите.

И с этими словами он полез в карман, выудил оттуда золотой лукоморский червонец и опустил в ящик.

- Но это... это же... Спасибо!.. - глаза старичка едва не стали больше очков.

- На здоровье, - высокомерно бросил Труворович и тут же добавил: - Чего смотришь? Сдачу давай!

Теперь шире широкого распахнулся рот старичка.

- Но у меня... у нас... нет...

- А ты в коробочке-то поищи! - сурово посоветовал боярин. - Чай полдня стоите, заработали уже!

- Я... мы... - бледный, с трясущимися руками, ассистент открыл ящичек, и на всеобщем обозрении оказались все заработанные за полдня капиталы: три серебряных шахрика и боярский золотой. - Вот...

- Хм... - нахмурился Никодим, выгребая все деньги, и глянул на нашего проводника: - Какой у нас там курс золотого червонца к базарной мелочи?

Нибельмес, местами алый, местами бледный, сообщил.

- Хм, - повторил боярин. - Это выходит... С вас еще...

От названной суммы все духовые издали писк, точно слон наступил на ящик мышей, а струнные сфальшивили так синхронно и разнообразно, будто репетировали неделю.

- Ну да вы не расстраивайтесь. Я ж добрый, вы сами видите. Что я, положения вашего не понимаю? Я этот... как его... немценат! Со стажем! Во! Не нужны мне ваши копейки. Я могу и инструментами взять. Вот эта балалаечка круглая, например... - он вытянул своими огромными ручищами ситар из рук музыканта, повернул ее, рассматривая, подковырнул ногтем облупившийся лак на резонаторе и покачал головой: - ...ей красная цена в базарный день три серебряных, а я ее за четыре возьму.

- Но это... Это же работа Какши Йони! Ей сто лет! - возопил ситарист.

- Хорошо, что сказал, парень, - одобрительно улыбнулся Никодим. - За такое старье четыре... Три с половиной. Ладно. Что дальше? Дудка черная? Нут-ка, нут-ка...

- Доколе?! - пронесся вдруг над собравшейся толпой звучный глас. - Доколе всякие пришельцы будут изгаляться над нашими талантами?! Подачками унижать?! Отбирать орудия труда?! Хлеба кусок изо рта вырывая?!

Я оглянулся, не веря ушам: граф Петр Семенович, расталкивая зевак, пробился к месту действия драмы, швырнул Никодиму под ноги серебряную монету в двадцать шахриков и повернулся к публике:

- Да сколько можно?! Да скинемся мы этому жлобу на сдачу, люди добрые - и чтоб он ее в кабаке пропил, и сапоги в придачу!

- Понаехало тут!

- Унижают!

- В песок втаптывают!

- На горло наступают песне!

- Музыке!

- У музыки нет горла!

- А чего у нее есть?

- Ноты?..

- На ноты наступают!

- Да нет у них нот - они на слух играют...

- На уши наступают!..

- Медведи лукоморские!

- А вот мы им утрем нос!

- Знай наших!..

Возмущенные выкрики сыпались из толпы - вместе с дождем серебра, перемежаемого градинами золота.

- Получи, не-шахрай! - краснолицый мужчина в парчовом одеянии, название которого я запамятовал, презрительно бросил в открытый ящичек золотое кольцо с рубинами, цена которому, как мне позже поведал боярин, десяток червонцев.

Не поведя и бровью, Никодим дождался, пока осадки из драгметаллов закончатся, тщательно собрал в шапку всё, что прилетело... и высыпал в ящичек музыкантов. А сверху положил свой червонец.

- А вот теперь оплата работе под стать, - ухмыльнулся он и вручил оторопевшему ситаристу его реликвию. - Играйте, молодцы. Лепо у вас получается - аж душа поет и приплясывает! Играйте, играйте - видите, сколько вам люди сами добровольно заплатили, только чтобы послушать!

Не веря ни глазам, ни ушам, ни прочим органам, старичок-ассистент безмолвно таращился на свой ящик, в кои-то веки похожий не на плошку для сбора милостыни, а на пиратский клад.

- Так что ты говоришь, дед, за пожертвование у вас причитается? - усмехнулся лукаво граф, подмигнул ошарашенным зевакам, и взял с подноса с сувенирами три деревянных ситара.

Знакомая рука опустила в старичковский сундучок серебряную монету, и Рассобачинский, выбрав из кучи брелоков еще один ситар, протянул Нибельмесу.

- Вот что делает волшебная сила искусства! - с самым серьезным видом изрек он и, помахав музыкантам, направился дальше.

Вслед нам ударила бравая 'Камаринская', потом - 'Лукоморские вечера'.

Звучание музыки удивительно гармонировало с шелестом дерев и журчанием фонтанов в этом царстве флоры, которое находило в моей душе куда больший отклик, чем вся шахрайская архитектура вместе взятая. В этом парке можно было провести целую вечность! Глядя на стройные аллеи, скрывающие в своей листве статуи древних шахрайских мудрецов и красавиц, отважных героев и предприимчивых коммерсантов, я не мог не удержаться от восхищения:

- Сколь совершенно это собрание прекрасного под открытым, соединившее в себе красоту природы с красотою человеческого искусства! И сколь живописен, думаю, сей пейзаж в дни поздней осени, когда листва дерев окрашена багрянцем...

- Красные листья... Хмурые лица... Это асхаты идут похмелиться... Ой, простите! Я совершенно с Вами согласен, Дионисий-ага, - смутился Нибельмес, возвращаясь из задумчивости в реальный мир. - Просто детская считалочка вспомнилась...

- Про асхатов? - удивился Никодим. - И почему они идут с такой непотребной целью в этой считалочке?

- Ну, так уж сложилось, - виновато развёл руками шахрай. - Пословицы про асхатскую честность и асхатскую выносливость давно забыты. Сейчас в пословицах окружающих их народов всё больше асхатское пьянство. Ну и асхатская работа, конечно...

- Асхатская работа?

- То есть очень плохая работа, - пояснил Нибельмес. - Брак. Халтура. Про это и говорят: 'асхатская работа'. Думаю, это идёт от поклонения асхатов Балде, которого они чтят безмерно и даже ставят на каждом углу его миниатюрные изображения - болванчиков.