Светлана Багдерина - Путешествие в Шахристан

Метафора Нибельмеса мне лично запомнилась. Но ещё я подумал и о том, что сколько бы шахраи ни пытались отмежеваться от родства с асхатами, но суеверия им изжить так и не удалось...

По завершении ознакомительной прогулки по городу Нибельмес обещал проводить нас в посольский квартал, который шахраи устроили не в столице, а именно в Ширин-Алтыне как центре деловой активности страны. Однако любезное намерение нашего гида натолкнулось на неожиданное препятствие ещё на пути к сему кварталу.

- Не желают ли благородные господа выделить субсидию фонду поддержки нуждающихся Ширин-Алтына? - вежливо вопросил у нас человек в опрятной, но несколько поношенной одежде. Он, вместе с тремя похожими на него спутниками, появился перед нами неожиданно и словно бы из ниоткуда.

- Стыдись, Прощалы-ага, перед тобой гости с Запада! - мягко укорил его Нибельмес.

- С Запада... Так они, небось, и не дадуть ничего! - сокрушенного протянул один из спутников Прощалы-аги, в то время как сам он, казалось, потерял дар речи, а красочно изображенное его мимикой разочарование можно было черпать ложками. Наконец, он совладал с собой и столь же вежливо откланялся:

- В таком случае прошу прощения за беспокойство... паны?.. синьоры?.. судари? К сожалению, не могу знать названия вашей далёкой родины!

-Звиняйте... - нестройно поддержали его остальные.

- К моему удивлению, именно лукоморцы более остальных западных народов походят внешностью на сабрумаев, - словно извиняясь, пожал плечами Нибельмес, когда Прощалы-ага со своими спутниками удалился. - Вероятно, вас приняли за представителей какого-нибудь из наших аристократических родов.

- А ничего, что мы одеты не по-вашему? - подозрительно прищурился Никодим.

- О, как раз одежда не имеет никакого значения, - улыбнулся Нибельмес. - В Шахристане каждый может одеваться, как ему заблагорассудится. Вы сами видели, что костюмы столичных жителей совсем не похожи на одежду, принятую в остальных городах. А аристократы и вовсе любят щеголять в костюмах далеких держав. Хотя обычному шахраю, такому как я, всё же милее одежда по сезону: чалма, кафтан, шаровары, короткие сапоги. Просто и удобно.

- А чего ж ты их ни с чем отослал? - укоряюще покачал головой добросердечный граф. - Может, люди и вправду нуждаются?

- Что-то уж больно хорошо одеты они для нуждающихся! - возразил боярин.

- Нет-нет, Прощалы-ага и его спутники действительно относятся к беднейшим шахраям. Но не беспокойтесь: как верно заметил Никодим-ага, у них есть приличная одежда, пусть и не много. Есть у них и кусок хлеба, кусок сыра и даже мяса, жилище, пусть и весьма скромное, баня, пусть и самая простая... Обо всём этом беспокоится шахрайское государство!

- Тебя послушать, так у вас никто не окажется у вас на улице и без пропитания! А если у человека ни гроша за душой?!

- Я знаю, что в других странах именно так и рассуждают: если ты нищий, значит ты никто. Но мы слишком уважаем себя, чтобы позволять гражданину Шахристана умирать под забором от голода. От заботы о бедных ещё ни одна государственная казна не опустела. Я имею в виду приличные государства, разумеется.

- По-моему лучше на казённые деньги купить что-то приличное, чем спускать их на нищебродов! - не унимался боярин Никодим.

- Купить злобу людей, Вы имеете в виду? - сухо уточнил Нибельмес. - Наша страна не настолько богата, чтобы позволить себе роскошь озлоблять тех, кто может заняться созиданием её славы.

- Что-то этот твой Прощалы-ага не больно-то созидает!

- Это верно, - не стал спорить Нибельмес. - Не все хотят работать, кому-то проще просить. Но вообще просить для шахрая считается занятием постыдным. Так что у нас обычно даже самые бедные, получая за казенный счет минимально потребное для жизни, ищут себе работу в надежде со временем выбиться в класс средних.

- И как, получается?

- Не за один год, конечно, но обычно получается.

- Но ведь человек может не работать не потому, что ленив, а потому, что болен или увечен, - заинтересовался шахрайским человеколюбием граф.

- В таком случае гражданин находится на государственном содержании вплоть до самого излечения. Либо до тех пор, пока для него не найдётся работа по его здоровью.

- А у вас есть сердце, шахраи! - умилился Рассобачинский. - Только не говори мне снова, что вы делаете это, потому что выгодно.

- У нас есть сердце, граф, - улыбнулся польщённый Нибельмес. - Но ещё у нас есть мозги. И мы заботимся о бедных и больных в том числе и потому, что это выгодно. Лучше поддержать человека, нуждающегося в поддержке, чем сэкономить несколько золотых и оставить без работника семью, оставить без работника страну.

На ближайшей часовой башне пробило два пополудни.

- Вам не нужно вернуться за чем-нибудь? - встрепенулся вдруг Нибельмес-ага. - Может быть, вы забыли что-то в одном из виденных нами сегодня мест? Два часа - самое лучшее время для того, чтобы вернуться! Даже если вы пока что не вполне ясно понимаете, зачем нужно возвращаться...

- Почему именно два часа дня? - не поняли мы.

- Потому что сказано в непонятной песне: 'Стрелки - ровно на два часа. Назад!'. Неблагоразумно пренебрегать столь явным предупреждением...

- Ну вы, шахраи, даёте! - рассмеялся Пётр Семёнович. - На каждый чих примета, всё равно, что асхаты!

- Не путайте, Ваше сиятельство, - насупился шахрай. - У асхатов почти все приметы - либо дурные, либо глупые. А у нас наоборот - либо хорошие, либо поучительные. А если примета хорошая, то что в ней плохого? Ибо сказано в весёлой песне: 'Я просто шёл по улице - возможно, в этом был знак'.

Я, признаю, не уловил существенной разницы между суевериями двух некогда родственных народов, но счёл за лучшее промолчать. Но Нибельмеса сравнение с асхатами явно задело.

- Мы не боимся думать и принимать решения - отличие от асхатов, чтобы вам было известно. Мы не считаем свободу пороком. Мы не считаем пороком собственное мнение. Наши различия с асхатами ещё несколько столетий назад стали столь заметны, что нашим предкам пришлось покинуть свои дома, как бы они ни были к ним привязаны, и уехать в Вамаяси. Наши предки желали работать и пожинать плоды своих трудов, жить без страха за своё будущее и будущее своих детей, исправлять то, что кажется недостойным, и обустраивать свою жизнь с максимальным удобством. Асхаты же в те годы посчитали всё это ненужным, и считают так до сих пор. С упорством сквернавца они видят всю свою радость единственно в подчинении силе. Они называют это патриотизмом.

- А по-твоему, раз асхат, так и не может чувствовать патриотизма? - надулся за асхатов Рассобачинский.

- Позвольте осведомиться, а что такое патриотизм?