Мэри Стюарт - Последнее волшебство. Недобрый день. Принц и паломница [сборник]

– Они?

– Моя госпожа королева и ее рыцари.

– Ах, вот как, – откликнулся Александр. Юношу обуяло неодолимое желание вырвать прелестную королеву из подобного общества, но его удержали веления учтивости, а также и новая внезапная мысль. – Погоди еще минутку, пожалуйста. Скажи, прав ли я, полагая… я от кого-то слышал… ведь среди королевиных рыцарей есть и корнуэльцы?

Александр уже понял, что королева Моргана вызнала его имя отнюдь не при помощи чародейского искусства; все, что она расслышала, – это несколько бессвязных слов, прозвучавших в горячечном бреду, – словно некий инстинкт помог ему удержать язык за зубами. Для Морганы и для Бриджит – и, надо думать, для всего замка – он был Александр-Сирота, явно благородной крови, но, видимо, незаконнорожденный. Поначалу эта мысль раздражала юношу, но потом он усмотрел в этом новый романтический штрих, более чем уместный в приключении, в которое угодил: не приходится сомневаться, что однажды, когда-нибудь потом, состоится сцена узнавания, столь любимая поэтами, и он явит себя принцем по праву рождения, достойным претендовать на любовь королевы. Дальше этого его воображение пока не шло. Но Александр понимал, что до поры до времени ему не стоит попадаться на глаза приближенным короля Марка: они, чего доброго, заметят, как он похож на покойного отца, и тогда вся семья его окажется в опасности, а также и Садук с Эрбином, которые помогли беглецам спастись столько лет назад. Александр в тревоге ждал ответа от мальчика.

Ответ прозвучал обнадеживающе:

– Были, сэр. Двое рыцарей короля Марка и еще двое из какого-то герцогства в Думнонии, с юга, название я позабыл. Но здесь их больше нет. Они не из свиты королевы, они просто привезли послания и на прошлой неделе отбыли.

– Понятно. Что ж… так ты говоришь, восточная башня?

– Да, сэр, но… – Мальчуган закусил губу.

– Но что?

– Простите мне, но я служу королеве, и я знаю, какие отданы распоряжения. Вам сейчас идти в восточную башню незачем. Мы все, ну, то есть ее слуги, получили приказ никого туда не пускать, пока она держит совет со своими рыцарями. Но позже, когда настанет время ужина, я уверен, вам будут рады.

– Держит совет? Что еще за совет? – резко осведомился Александр.

– Я просто хотел сказать… они совещаются… – в замешательстве забормотал мальчуган. – Откуда мне знать о чем? Но она – королева, и даже если ныне живет скромно и считается узницей, свой двор у нее есть. Простите, милорд…

– Понимаю. Ничего, все в порядке. Как бы то ни было, я ж ищу леди Лунед, а не королеву. Спасибо тебе, и беги. Я сам дойду.

Мальчуган поспешил прочь. Александр проводил его взглядом, на минуту задумавшись, долго ли ему ждать, прежде чем и он тоже будет причислен ко двору и войдет в избранный круг счастливцев, собирающихся в восточной башне. Недолго, с удовлетворением подумал юноша, очень недолго.

А между тем его по-прежнему призывал долг вежливости. Александр с легкостью отыскал дорогу в женские покои, где леди Лунед и ее дамы сидели за рукоделием. Управительница приняла его с явным удовольствием, остальные дамы радостными восклицаниями отметили его благополучное выздоровление и цветущий вид. Александр дважды попросил прощения за то, что так долго загостился в такое неподходящее время; леди Лунед очаровательно отмела все извинения и вновь повторила, как ему рада. Нужно отметить, что в ходе обмена любезностями ни управительница, ни Александр ни словом не обмолвились о том, как бы положить конец затянувшемуся визиту. Лунед – поскольку Моргана, внушавшая ей страх, ясно дала понять, что юноша должен остаться, а Александр – поскольку он твердо решился, со всем самомнением юности, со всей пылкой страстью, что воспламенили в нем зелья и приманчивые ухищрения Морганы, кинуться очертя голову – причем прилюдно – в свой первый роман. И какой роман! Как любой из его сверстников, Александр, конечно же, посматривал по сторонам, но это вам не мимолетные увлечения юности. Это же совсем другое! Женщина, прекраснее которой он в жизни не видел, и притом еще и королева, и сестра верховного короля! И Александр, ее избранник (в этом юноша не сомневался), влюбленный до безумия, теперь мечтал лишь о том, чтобы разделить с ней ложе и после стать ее признанным возлюбленным в глазах всего мира – или, по крайней мере, в глазах всех прочих молодых рыцарей ее «совета».

Тем же вечером, к вящему удовольствию Александра, тайное стало явным – причем на виду у всех обитателей замка. За ужином в зале Александра усадили по правую руку от королевы. С другой стороны от него поместилась одна из королевиных дам, весьма преклонного возраста (все прислужницы Морганы без исключения были стары или некрасивы), которую занимала главным образом еда. По левую руку от королевы сидела Лунед; она по большей части помалкивала, и Моргана ее почти не замечала. А королева, в кремово-белом платье, искрящемся бриллиантами, оделась словно на триумфальный пир. Темные волосы были уложены в высокую прическу, дополненную драгоценностями и тонкой, как паутинка, вуалью, а лицо искусно подкрашено: в свете свечей казалось, что королеве лет двадцать, никак не больше.

Более блистательного признания Александр не мог и желать. Небольшой зал заполонили королевины рыцари; между ними тут и там сидели несколько дам из свиты Лунед и Морганы. Стража верховного короля осталась снаружи, так что вполне могло показаться, будто славная компания съехалась на пир к какому-нибудь лорду. Стоял веселый гомон, звенел смех, столы ломились от снеди и вина, но нетрудно было заметить, что почти все глаза устремлены на Моргану и пригожего юношу рядом с нею.

И любопытным было на что посмотреть: Моргана об этом позаботилась. Почти все время она беседовала только с Александром, она наклонялась к юноше совсем близко, задевая его то рукавом, а то и рукою. Наконец она подняла кубок с вином, на глазах у всех выпила за здоровье Александра, а затем, поцеловав край кубка, передала его гостю, чтобы тот отпил в свой черед. Ослепленный Александр – по правде сказать, от изобильной пищи и вина, после долгого воздержания во время болезни, ему сделалось нехорошо – не заметил взглядов, которыми обменивались рыцари из свиты Морганы, – взглядов по большей части улыбчивых, хотя кое-кто посматривал угрюмо. Зная королеву, нетрудно было истолковать эти улыбки: «Никак твоя очередь настала? Так налетай, петушок! Кукарекай, пока можешь!»

В ту ночь Моргана к нему не пришла. Мальчик Питер, как всегда, явился помочь гостю лечь в постель и принес знакомый кувшин с целительным питьем, посланный королевой. Еще не настолько окрепший, как ему казалось, одурманенный вином и восторгами пиршества, Александр послушно осушил кубок и лег в постель. Питер загасил свечу и вышел.