Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

— А зачем? — с легким раздражением откликнулся Аданэй. — Мне не нужны лишние заботы. Давайте просто лишим их должностей и вышлем из Эртины? А если воспротивятся, то казним.

Аданэй заметил, как переглянулись Гиллара и Ниррас.

— Несомненно, это лучше всего, — осторожно промолвила женщина. — Просто мы с советником полагали, будто для казней тебе не хватит жесткости.

— Наверное, вы просто забыли, что я брат кровожадного тирана, — усмехнулся Аданэй. — Все-таки мы воспитывались одним отцом. Вышлем от всех, кто обладал властью при Лиммене. А Кхарру… Кхарру мы казним. Главное, придумать повод. Казначея и советников мы в любом случае сменим. Естественно, кроме тебя, Ниррас, — уточнил Аданэй и добавил: — И Оннара.

— Оннара? — изумился мужчина. — Мне казалось, он тебе никогда не нравился.

— Как и ты, Ниррас. И у нас с тобой это взаимно, к чему скрывать. Но мы нужны друг другу. Вот и с Оннаром то же самое.

Как ни странно, а эти слова, похоже, понравились советнику, потому что после секундного замешательства он вдруг расплылся в широкой улыбке и хохотнул.

— Что ж, — заключила Гиллара, — значит, решено. Лучше всего, не откладывая, отдать указы о ссылках и казнях. Но сначала нужно решить, кто займет освободившиеся места.

— Верно, — вторил Ниррас. — И еще, кстати, нам потребуется новый глава стражи.

— Это еще зачем? — удивился Аданэй. — Не скрою, когда-то меня раздражал Аххарит, но теперь…

— Дело в том, царь, что это просьба самого Аххарита. Служба при дворе не для него. Он… странный человек. Мечтает не о власти, а о воинской славе, вот и захотел вернуться в войско. Если не позволим, все равно сбежит. Зато, если позволим — он не подведет. К тому же, его отец — кайнис.

— Хорошо, я понял. Завтра, думаю, вопрос о должностях решим окончательно, — сказал Аданэй и тут же заметил, как смутилась Гиллара. Точнее, притворилась смущенной, ибо в отношении Гиллары никогда нельзя было знать наверняка, какую эмоцию она играет, а какую испытывает на самом деле.

— Есть еще кое-что, Великий, — промолвила женщина. — Рабы. Надо от них избавиться. Ни к чему в столице люди, которые помнят о том, что некогда ты был Айном. Нужно продать их всех. Приобрести новых.

— И особенно это касается Вильдерина и Рэме, — вставил Ниррас.

Они замолчали, ожидая ответа. И Аданэй откликнулся:

— Мне все равно, что думают и говорят рабы. Но если вас это смущает, то займитесь ими сами. Поручите кому-нибудь, пусть отправят невольников за пределы Эртины и завезут новых. Только пусть этих новых будет раза в два меньше.

— Но почему? — удивилась Гиллара.

— Потому что рабы должны работать, а не бездельничать, — с усмешкой пояснил Аданэй.

— Но…

— Гиллара, мы не станем это обсуждать, — отрезал он. — Можешь считать меня отерхейнским варваром, однако вы этих варваров боитесь до дрожи. И правильно делаете. Отерхейн силен. Может, потому, что тратит золото на войско, а не на рабов-красавцев?

— Но наши традиции…

Ниррас прервал женщину, умиротворяюще положив руку ей на плечо:

— Царь прав, Гиллара. Сейчас не до традиций.

— Спасибо, Ниррас, — с благодарным изумлением отозвался Аданэй и добавил:

— Только Вильдерина не трогайте. Его я освобожу.

— А ты хорошо подумал? — протянула Гиллара.

— Да! — огрызнулся он. — Я слишком многим ему обязан.

— И ты думаешь, что подарив ему свободу, сделаешь счастливым? Я не понимаю, отчего тебя так волнует его жизнь, но воля — совсем не то, что он в состоянии оценить. Что он станет с ней делать? Он — раб. Раб с рождения. Он никогда, понимаешь, никогда не был свободен. Тебе сложно это осознать, но попытайся. Он привык, что о нем заботятся и все решают за него. Он никогда не сможет отвечать за собственную жизнь. Он пропадет.

Заметив, что ее слова заставили Аданэя задуматься, Гиллара проворковала:

— Если тебе интересно мое мнение, то лучше твоего так называемого друга отправить в какой-нибудь богатый дом. Он продолжит жить привычной для него жизнью — спокойной и удобной.

В словах женщины присутствовал здравый смысл. Действительно, в память о дружбе Аданэй решил непременно отблагодарить Вильдерина, даровав ему свободу, но совсем не подумал, нужна ли она ему. Теперь он ясно видел: юноша и впрямь не сможет быть свободным. Но и оставлять его во дворце, по которому тот бродил с мрачным видом, во дворце, который, должно быть, напоминал ему о Лиммене, тоже неправильно. Зато в другом доме у него начнется новая жизнь, а новые знакомые отвлекут его. Да и самому Аданэю станет куда легче: он избавится от тошнотворной неловкости, которую испытывал всякий раз при встрече с юношей, когда Вильдерин опускал глаза и почтительно, как полагалось рабу, кланялся.

— Наверное, ты права, — протянул он.

— Конечно, я права, Адданэй, — улыбнулась Гиллара. — Ни о чем не переживай. Я позабочусь о твоем друге. Я знаю всех богатых господ Эртины и отправлю его в самый лучший дом и к самому доброму хозяину.

— Хорошо, — рассеянно отозвался Аданэй, задумавшись о том, какую шутку сыграла с ним судьба, заставляя до сих пор воспринимать Вильдерина как друга, но при этом отсылать его из дворца.

— Не знаю как вы, но меня этот день изрядно утомил, — кивнув на прощание, он покинул залу и направился в свои покои.

Как только дверь за новоявленным властителем закрылась, Ниррас обратился к женщине:

— Что ты задумала? Ты ведь понимаешь, этот раб начнет болтать и хвастать о дружбе с царем! И все-таки собралась отправить его в дом столичного вельможи?

— Ну конечно нет, Ниррас, — отозвалась Гиллара и терпеливо пояснила: — Я только Аданэю так сказала. Зачем лишний раз волновать царя? Если ему так важен какой-то раб, то оставим его в уверенности, будто с ним все хорошо.

— А на самом деле?

— На самом деле отправим мальчишку в каменоломни или угольные шахты — и через месяц можно будет забыть, что он вообще существовал. Это создание не протянет там долго.

— Не понимаю. Не проще ли убить его сразу?

— Ты, как и большинство мужчин, слишком прямолинеен. Вильдерин — не обычный раб. Всем известно, кем он приходился Лиммене. И о его дружбе с Айном. Его внезапная смерть привлечет излишний интерес, пойдут сплетни — и все это рано или поздно дойдет до нашего мальчика. А ссориться нам с ним ни к чему. Он верно заметил, мы нужны друг другу. Так что пусть Вильдерин умрет вдали от Эртины, тихо и незаметно.

Советник только кивнул, но ничего не ответил.

Вереницы рабов покидали дворец, а вслед за ним и Эртину. И вереницы рабов вступали в Эртину.

Вильдерин со связанными за спиной руками сидел в раздолбанной колеснице, управляемой надзирателем. Его почему-то везли отдельно от остальных. К какому-то столичному вельможе, как юноша успел понять по мимолетно брошенным фразам. Пустым, безжизненным взглядом смотрел он, как царский дворец исчезал вдали, скрывался за поворотами дорог и громадами зданий. Он знал: скорее всего, ему никогда больше не увидеть своего дома. Ибо чем еще был для него замок властителей, как не домом? Здесь он вырос, здесь испытал счастье и терзания любви, и здесь же потерял свою царицу. Вся его жизнь протекала в этом месте, оно казалось вселенной, ведь юноша никогда, ни разу не выезжал за дворцовые пределы, где для него заканчивался мир, и начиналась пугающая неизвестность. Ужас, боль и отчаяние — вот все, что он сейчас испытывал. Но Вильдерин и не подозревал, что его ждала куда более тяжкая участь, чем просто разлука с домом.