Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

— Похоже, что уже свело. Ты и впрямь сумасшедшая, — пробормотал он вслух.

— Но ты меня любишь… — протянула она.

И в этот момент Аданэя захлестнуло уже знакомое ему чувство — невозможности противиться этому душному потоку земной силы. Мысли снова исчезли в ней — Богине, жене и шлюхе. И даже тошнотворный запах вчерашнего вина, который она источала, не оттолкнул его от этого тела и этих наглаженных морем божественных ног.

На следующий день погибла Латтора.

Это случилось днем, когда Аззира вновь превратилась в ледяную статую. Они с Аданэем проходили длинным коридором, когда дверь крошечной каморки, что выходила в него, распахнулась. Оттуда выбежала Латтора и бросилась к Аззире с криком: «Умри!». Но не добежала, что-то остановило ее. Или кто-то.

Неизвестно, что узрела в глазах его жены девушка, да только она вдруг застыла, губы ее задергались, задрожали руки, а спустя минуту она повернула острие ножа к себе и с силой пронзила собственную грудь. Несколько мгновений Аданэй ничего не мог вымолвить, в суеверном трепете воззрившись на теперь уже мертвое тело, но потом выдавил из себя вопрос:

— Что? Что ты с ней сделала?

— Я? Ничего, — ровно отозвалась Аззира. — Она сама себя убила. Пойду, скажу слугам, пусть подготовят тело к похоронному обряду. Все-таки она член династии, как-то нехорошо оставлять ее на полу, — больше не произнеся ни слова, илиринская ведьма скрылась за поворотом.

Аданэй не пошел за ней. Еще какое-то время стоял он, ошеломленный, над телом Латторы. Он ни на секунду не поверил, будто его жена здесь ни при чем. Ясно, что Аззира каким-то образом заставила Латтору обернуть нож против самой себя.

Какими же еще страшными способностями обладали жрицы Богини? И как, имея такую силу повелевать людьми, они до сих пор еще не стали полновластными хозяйками Илирина? Или эта власть присуща лишь его жене? Если так, то, право, с ней нужно быть осторожней.

— Иногда я сама боюсь собственной дочери, — прошептала Гиллара, выслушав рассказ Аданэя, когда вскоре после погребения Латторы оказалась с ним наедине.

— Вот уж не думал, что ты кого-то боишься.

— Мне льстят твои слова, царь, хотела бы я, чтобы это было правдой, но, увы, — и вдруг, оборвав себя, вскинула голову и спросила: — Ты подумал, под каким предлогом казнить Маррана? Если убьем его просто так, то после смерти Латторы это будет выглядеть слишком подозрительно, пойдут нехорошие слухи.

— Подожди-подожди! Зачем нам вообще убивать Маррана? Это не входило в мои планы. Посмотри на него — разве он опасен?

— Про Латтору мы тоже так полагали, верно? А видишь, как оказалось? Подумать только, броситься на царицу с ножом! Страшно представить, что могло случиться! Хорошо, что в последний момент преступница осознала, какое страшное деяние собиралась совершить. Хорошо, что предпочла сама себя казнить.

Слова, которые Аданэй собирался произнести, тут же рассыпались в пыль. Что такое она говорит? Ведь ясно, что Латтора не убивала себя, и без колдовства здесь не обошлось! Так зачем это притворство, когда они наедине? Или женщина успела солгать сама себе и сама же в свою ложь поверить? С тех пор, как Аданэй узнал эту семью, состоящую из Гиллары и Аззиры, он так и не научился понимать, что на самом деле творилось в их головах.

— Слишком много неприятностей в одно время, — продолжила Гиллара. — Выходка Латторы, а тут еще и Ниррас.

— А что Ниррас? — удивился Аданэй.

— Советнику взбрело в голову объявить, что Аззира его дочь.

— А она его дочь?

— Нет, — отмахнулась Гиллара, — но он так думает. Мне пришлось это придумать, чтобы крепче привязать Нирраса к себе. Ну, чтобы он не вздумал меня предать. Кто же знал, что сейчас моя маленькая шутка обернется лишними неприятностями? Подумай только, илиринский народ решит, будто царица рождена вне брака!

— То есть отец Аззиры все-таки твой покойный муж?

— Вот еще! Этот старик ни на что не был способен. Меня выдала за него мать — завистливая сука! Ей, видишь ли, не давала покоя ревность. Ее злило, что царь — мой отец — любил меня, а ею пренебрегал. Ее бесило, что во мне он видел женщину, а в ней — нет!

На мгновение Аданэй потерял дар речи.

— Твой отец? Двуликий Ханке, Гиллара! Это … это же омерзительно!

— Ты ничего не понимаешь! — воскликнула Гиллара, а в лице ее появилась та одержимость, которая заставила думать, будто женщина немногим здоровее своей дочери.

— Ты не понимаешь! — повторила она. — Мой отец — лучший из мужчин! Он был великим правителем, воином и утонченным ценителем прекрасного! Для меня он был почти богом! — на губах Гиллары от нервного волнения выступила белесая пена. — Я любила его безумно, всей душой! Таких, как он, увы, больше нет в этом мире. И в моей Аззире течет его кровь. Кровь царя Илирина и моя — царевны. И я не могу предать память моего — нашего с Аззирой — отца. И никогда не позволю сделать это Ниррасу! Я рассказываю тебе все это, Адданэй, потому что теперь и ты тоже — член нашей семьи. Я надеюсь, ты отнесешься к нашей истории с должным уважением. В жилах моих детей бежит чистейшая кровь династии. Такая чистая, которой не найдешь ныне ни в ком.

— Детей? Ты сказала — детей? — Аданэй уже и не знал, стоит ли чему-то удивляться и чего еще ждать от этой кучки вырожденцев с гнилой кровью.

— Детей, да, — кивнула Гиллара, — ты имеешь право знать. У Аззиры есть брат. Они близнецы. Но мальчишку я давно спрятала и от людей, и от нее, детям не было еще и десяти. Да, я спрятала его. Он, видишь ли, безумный.

— Что, безумнее Аззиры? — вырвалась у Аданэя насмешка.

— Моя дочь немного странная, это правда. Но она вполне разумна. А вот ее брат… Он очень плохо на нее влияет, а ему, увы, скоро предстоит оказаться при дворе. И тогда, Адданэй, смотри за Аззирой в оба. Не позволяй ей долго находиться с ним рядом. Это очень важно.

— Зачем тогда вообще пускать его во дворец?

— Аззира потребовала, чтобы его перевезли сюда, поближе к ней. Ради этого, только ради этого она согласилась стать твоей женой и царицей. Иначе и по сей день оставалась бы жрицей старого культа и никем более. Трон никогда не интересовал ее. Но, к сожалению, она любит своего никчемного брата. И она поставила условия — чтобы он вернулся. Право, я могла бы убить этого противного Богам выродка, но Аззира все равно узнала бы и не простила мне этого.

— Убить собственного сына? — прошептал Аданэй в ужасе.

— Он — не сын, он — чудовище. Ты скоро и сам поймешь.

Чем дольше Аданэй ее слушал, тем больше убеждался, что кровь династии Уллейта из-за постоянных кровосмесительных браков загнила окончательно и теперь дает жизнь лишь вырожденцам. Аззира и ее неведомый брат — безумны. Гиллара — развращена и властолюбива. И тоже безумна. Латтора и Марран — безвольны и тупы. Муж Лиммены — старший брат Гиллары, которого Аданэй мимолетно узрел в видении у озера, также создавал впечатление слабовольного и болезненного человека. И лишь Лиммена, она одна казалась достойной представительницей царского рода. Наверное, потому, что крови Уллейта в ней было всего ничего. Хотя, если подумать, и ее тоже извела какая-то непонятная хворь.