Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

— Твои прекрасные глаза еще долго станут мне сниться! — не преминул крикнуть ей вслед Видольд и лишь затем, поправив одежду, склонился в насмешливом поклоне:

— Повелитель, надеюсь, зрелище сей пылкой страсти не оскорбило твоего царственного взора.

— Еще как оскорбило, — ухмыльнулся Элимер. — Чтобы мой главный телохранитель, предводитель охранной дружины — и в какой-то конюшне с дворовой прислугой! Позволь поинтересоваться, а почему не в свинарнике со свинопаской?

— От свинарника и свинарок не очень приятно пахнет, Кхан. А так — мысль интересная, — осклабился Видольд.

— Отвратительная. Заведи наложницу и делай в собственных покоях что хочешь.

— Наложницы — это слишком скучно.

Элимер только фыркнул и направился к выходу — седлать лошадь он уже передумал. Телохранитель, немного поразмыслив, двинулся следом.

— Тебе, должно быть, уже известно, — нарушил молчание кхан, — мой брат жив.

Видольд присвистнул:

— Наконец-то произошло хоть что-то интересное.

— Не притворяйся, будто только что об этом узнал, — поморщился Элимер.

— Ну, хорошо, — сдался Видольд, — не только что. Хотел тебе приятное сделать. Ну, чтобы ты порадовался, первым открыв мне великую тайну.

— Тебе не удалось.

— Ну, зато я могу спросить, как он превратился из раба в царя. Это для меня до сих пор загадка.

— Для меня тоже. Но насколько я знаю своего брата, для этого ему пришлось побывать не в одной постели, — ухмыльнулся Элимер и добавил: — И может быть, не только в женской.

— Я не удивлен, — откликнулся телохранитель. — Видел его на каком-то портрете: омерзительно красив!

— Портрете? — удивился Элимер.

— Ну да, ты не все успел уничтожить. Один я нашел в библиотеке.

— Вот как… Значит, я его перепрячу. В горящий камин, например.

Видольд рассмеялся, но вдруг посерьезнел и сказал:

— Не завидую я тебе, Кхан. Живешь одними проблемами страны, да мыслями о брате.

— На то я и наречен кханом.

— Точнее обречен.

— Поясни.

— Не ты владеешь Отерхейном, а Отерхейн владеет тобой. Что ты знал, кроме борьбы сначала за власть, а потом за ее укрепление? Ты не знаешь, что такое забыть обо всем, напиться в трактире и заснуть где-нибудь под скамьей. Не знаешь, что такое бродить по дорогам с друзьями, пустым кошельком и громкими песнями. А в другой день, когда твой кошель наполнится золотом, кутить, словно князь. А потом — снова в дорогу. А знакомо ли тебе море? Не как путь к влиянию и богатству, а море — само по себе? Его мощь, красота, соленый ветер, бури? Когда несешься под всеми парусами! И тот азарт, который испытываешь, уходя от береговой охраны! А бывал ли ты на Скалистых островах, а знаешь ли ты этих горячих пиратских жен, что разукрасят тебе физиономию, узрев, как ты задираешь подолы девкам в трактирах?

— Если ты считаешь это хорошей жизнью, то я рад, что ничего об этом не знаю.

— Эх, Кхан, я тебе сейчас не о хорошей или плохой жизни говорил, а о свободе. Свободе поддаться желаниям или не поддаться им. Но тебе всегда приходится поступать так, как должно. Ты не волен даже ошибиться.

— Я вижу, Видольд, в тебе возродился разбойник — в голосе кхана прозвучала сталь, но воин предпочел ее не заметить.

— Он и не умирал!

— И как смеет разбойник учить меня?

— А почему нет?

— Потому что сейчас ты — мой подданный. И этот подданный слишком много говорит. Смотри, как бы за свой язык тебе однажды не пришлось поплатиться.

— Эту угрозу я слышал уже много раз.

— Вот и постарайся, чтобы у меня не возникло соблазна исполнить ее! — рявкнул Элимер.

— Как скажешь, Кхан. И что ты намерен делать дальше? С Илирином и твоим братом?

— Кстати о том, что я намерен делать. Я сейчас отправлюсь к себе, а ты, Видольд, пригласи писца. Пусть явится в мои покои.

Телохранитель усмехнулся:

— Я тебя прогневал, и ты понизил меня в должности до посыльного?

— Видольд… — угрожающе протянул Элимер.

— Слушаюсь, Великий Кхан, — вздохнул с шутовской обреченностью воин.

— Садись и записывай, — приказал кхан, когда перед ним предстал мужчина с пергаментом в руках, почтительно склонивший голову. Немного подумав, Элимер начал диктовать. Шейра, сидящая неподалеку, с интересом прислушивалась.

Когда мужчина дописал последнюю строчку, кхан забрал у него готовое послание и внимательно перечитал:

«Великий Кхан Отерхейна Элимер II Кханейри выражает почтение государям славного Илирина — царям Аданэю Кханейри и Аззире Уллейте. Он желает им всяческого процветания и благополучия. Кхан считает нужным лично поздравить их с восхождением на престол. Он будет счастлив обсудить дальнейшие отношения между нашими великими государствами».

Удовлетворившись прочтенным, Элимер запечатал послание имперской печатью и вернул писцу со словами:

— Передай гонцу. Я приказываю ему сегодня же отправляться в Илирин и отдать послание лично в руки правителям.

— Почему ты соврал? — спросила Шейра Элимера, когда они остались вдвоем.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ты ведь хочешь своему брату смерти, а в письме говоришь, как будто желаешь ему благо. А это ложь!

— Ах, вот ты о чем! — рассмеялся Элимер. — Это не ложь, Шейра, это политика. Ума не приложу, как тебе объяснить… Просто поверь — я знаю, что делаю.

— И когда ты убьешь своего брата? — нахмурившись, спросила Шейра.

— Не сейчас. Я еще не до конца разобрался с мятежами, война не ко времени. Пока я хочу предложить Аданэю мир. На моих условиях, разумеется. Ему сейчас куда выгоднее укрепить власть, чем воевать с внешними врагами. Надеюсь, он окажется достаточно разумным и согласится со мной.

— А потом? Что ты сделаешь потом?

— Илирин давно нам мешает. Так что война неизбежна. Тем более, сейчас, когда во главе его стал Аданэй. Я не успокоюсь, пока не увижу его мертвым, — Элимер помрачнел и отстранился от Шейры.

— Ну вот, ты опять думаешь о войне, — вздохнула она.

— Приходится. Я ведь кхан.

— И всегда чем-то занят. А я? Раньше, пока жила в лесу, я всегда знала, что и для чего делаю. Охотилась, чтобы есть, убивала врагов, чтобы не убили меня, выделывала кожу и шкуры, чтобы одеться. А теперь? Здесь, в этом жилище, есть все. А если чего-то нет, то есть слуги, и они все делают.

— Шейра, ты моя жена и моя кханне. У тебя и должно быть все.

— Но мне часто скучно. Даже степь надоела. Вот скажи, чем занимаются знатные жены шакалов… ой, прости, я хотела сказать — отерхейнские жены. Чтобы им не было скучно, что они делают?

— Ну, — Элимер задумался, — следят за владениями мужей, занимаются детьми.

— А если нет детей? А если нет мужа?

— На самом деле, они находят, чем заняться. Многому учатся: музыке, умению вести беседу, искусству танца, а некоторые даже лучной стрельбе.