Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

Аданэй хотел добавить еще что-нибудь, но обнаружил, что поток слов иссяк. В возникшей паузе Гиллара, не ожидавшая от Аданэя такой вспышки ярости, тревожно спросила:

— Что ты думаешь делать?

— А что теперь сделаешь? — он немного успокоился, и слова его прозвучали почти буднично. — Ты, конечно, дура, но этого не изменить.

— А Маллекша? А поиски драгоценностей? Неужели все узнают, что это я?

Аданэй полупрезрительно пожал плечами.

— К Маллекше я не обращался. Мои слова предназначались лишь для тебя. Если бы я не догадывался, что смерть Нирраса на твоей совести, то даже не пришел бы. Оставил бы лить слезы в одиночестве.

— Как ты догадался?

— Вспомнил твои откровения… Вспомнил, что ты хотела помешать Ниррасу назвать Аззиру дочерью. И я видел, что ваши отношения с советником в последнее время разладились. И еще: я не обратил внимания, что Нирраса пару дней не было во дворце, но твое отсутствие заметил.

— И как ты намерен поступить?

— Да никак! — снова взорвался Аданэй. — Что я могу сделать?! Ты, к сожалению, пока еще нужна. Так же, как нужен был Ниррас, кстати. Если бы не это… — он отмахнулся. — Да что об этом говорить! Просто теперь я никогда не подпущу тебя со спины. И уж точно не приму из твоих рук ни блюд, ни напитков. Кто знает, вдруг однажды ты решишь, будто и я тоже хочу слишком многого, и тебе взбредет в голову разобраться с этим.

— Что такое ты говоришь? Ты — Царь, а значит, не можешь пожелать слишком многого, ведь это твоя страна.

— Гиллара, сколько я тебя знаю, а все еще удивляюсь твоему лицемерию. Право, даже я не достиг в этом такого искусства, — издевательски протянул Аданэй. — Но меня провести не пытайся. Мы оба с тобой знаем, каким путем я превратился в царя и кто мне в этом помог.

Женщина умолкла. Замолчал и Аданэй. И лишь через несколько минут снова раздался его голос:

— Ты что, не могла хотя бы подождать и убить своего любовника после встречи с Элимером? — нахмурился он. — Ты понимаешь, как его гибель некстати?

— Я все понимаю, но иначе я не могла. Ниррас, видишь ли, настаивал, чтобы Аззиру объявили его дочерью до приезда кхана. В собственном тщеславии он вожделел предстать перед ним отцом царицы.

— Не произошло бы ничего страшного, если б и впрямь предстал. И не спорь, все твои рассуждения по этому поводу я уже слышал, у меня нет желания выслушивать их повторно. Лучше расскажи, что на самом деле произошло в том лесу.

Гиллара, нервно сглотнув, не то от волнения, не то лишь изображая таковое, заговорила.

— Все просто. Я сослалась на то, что Аззира — жрица и открывать ей правду следует лишь в священном месте. Ниррас в таких вещах никогда не разбирался и, помимо прочего, несчастный мой возлюбленный, — в этом месте Гиллара всхлипнула, — доверял мне. Я послала его в тот лес, сказала ждать на опушке. А сама отправилась за ним. Мы встретились, я повела его вглубь, якобы к Аззире. Ну а там… там я обняла его. У меня был нож, а вокруг было темно. Бедный мой Ниррас, наверное, даже понять ничего не успел. Умер почти сразу. Я сняла драгоценности и, ты прав, спрятала их там же, в лесу, под деревом.

— Ты опасна, Гиллара. Я всегда это знал, но до сегодняшнего дня и не подозревал насколько.

— Но не для тебя. Тебе я не опасна.

— Ниррас тоже так думал, верно? — изогнув губы, уронил Аданэй и отстраненно пробормотал. — И все же — как не вовремя…

— Не переживай. С тобой будут другие советники и я.

— Ты? Ну уж нет! — он наклонился к самому уху женщины. — Тебя не будет на этой встрече. Ты в трауре, скорбишь о несчастном Ниррасе и никуда не выходишь. Ты в отчаянии, разве забыла?

— Да, да, ты прав… Я просто не подумала, — согласилась женщина.

«Интересно, надолго ли хватит ее покорности?» — подумал Аданэй, а вслух произнес с деланным сочувствием:

— Оставляю тебя наедине с твоим горем.

Кивнув на прощание, он быстро удалился. У него не возникло ни малейшего желания и дальше находиться в этой комнате с этой старой змеей, способной, наверное, ужалить даже собственных детей, если те посмеют встать у нее на пути.

И в этот, и на следующий день Аданэй почти не видел Аззиру, она все время пропадала с братом. А когда все-таки он ее встречал, рядом с ней непременно находился выродок, с которым они держались за руки, смотрели друг на друга, но ни разу Аданэй не слышал, чтобы переговаривались. Может, ее брат ко всем прочим своим «достоинствам» был еще и немым?

На исходе дня Аданэй решил подняться к жене сам, но как только оказался на пороге ее покоев, услышал настойчивые возражения служанок. Слишком настойчивые, как ему показалось. Аданэй прикрикнул на девушек и приказал им уйти с дороги. Естественно, служанки подчинились, но Аданэй заметил, как они перекинулись тревожными взглядами. Странно. Однако причину этой странности он скоро выяснит.

В третьей по счету комнате Аданэй обнаружил Шлеепа. Он неподвижно, ссутулившись, сидел на стуле, выпялив мутный взгляд в пустую стену, и даже не повернул головы, да и вообще никак не отреагировал на появление царя, Аданэй брезгливо поджал губы, но промолчал: неизвестно, понимал ли вообще выродок человеческую речь.

Аззиру он обнаружил в одном из дальних помещений. И понял, отчего служанки так упорно не пускали его во «владения» жены. Эта шлюха, полуобнаженная, возлежала на кровати и страстно целовала какого-то илиринца. Они не сразу заметили, что уже не одни в этой комнате.

— Какое волнующее зрелище! — выдавил Аданэй и почувствовал, как закипела в груди ярость. Свело скулы, какое-то время он не мог найти в себе сил, чтобы двинуться с места.

Мужчина, заметно побледневший, вскочил с кровати и отпрянул назад, в то время как Аззира, безмятежно-спокойная, повернулась к мужу и пропела:

— В гневе ты прекрасен, мой Бог!

От унижения у Аданэя сперло дыхание. Захотелось избить ее, изнасиловать, убить.

Любовник царицы, не зная, куда себя деть, тщетно попытался оправдаться.

— Повелитель, я виноват, но я не мог противиться Велико. Пощади, умоляю!

Он склонил голову, показывая покорность, и приблизился к царю. Зря он это сделал, ибо бешенство последнего нашло выход. Почти не контролируя себя, Аданэй выхватил из ножен кинжал и со всей силы ударил мужчину, не разбирая, куда именно бьет. Тот схватился за раненый бок и, спотыкаясь на каждом шагу, поспешил сбежать разъяренного правителя за дверь.

— Похотливая сука! — прохрипел Аданэй, медленно надвигаясь на Аззиру с окровавленным кинжалом в руках. — Грязная потаскуха! Такая же, как твоя мамаша!

Аззира вскочила и закричала пронзительно, пальцем указывая на пятно, темнеющее на длинном ворсе светлого ковра:

— Ты только посмотри, что наделал!! Теперь его никто не отмоет! Придется выбрасывать!