Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

— О! — воскликнула Шейра, сдвинув брови в притворном гневе. — Эти танцы! Сожри меня Ханке, если я не видела, как на пиру ты пялился на эти их пляски! И даже замер — ну прямо как дутл, который увидел опасность!

— Шейра, — не смог сдержать кхан веселого изумления, — да ты никак ревнуешь?!

— Самой огромной ужасной ревностью! Пялился на них, а не на меня. Почему они тебе нравятся больше твоей жены?

— Да ты же сейчас просто смеешься надо мной! — понял Элимер и рассмеялся. — Ведь прекрасно знаешь, что никто мне не нравится больше тебя.

— Так почему тогда пялишься на них?

— Ну… ничего не могу с собой поделать. Но люблю-то я все равно тебя.

— Неубедительно. Но я решила. Я тоже буду делать танцы!

— Танцевать.

— Что?

— Правильно говорить не «делать танцы», а «танцевать». Сквернословить ты выучилась в совершенстве, даже Видольд обзавидуется, а вот с обычными словами пока не все гладко, — улыбнулся кхан.

— Хорошо. Танцевать, — поправилась айсадка. — Я научусь танцевать. И тогда ты только на меня смотреть будешь, а не на этих дутлоголовых. Завтра же дай мне наставника. Я приказываю.

— Слушаюсь, Великая Кханне, — Элимер расхохотался, увлекая свою развеселившуюся жену на ложе.

Какое же счастье испытывал он рядом с этой русоволосой девчонкой, которая оказалась его единственной сбывшейся мечтой.

Аданэй стоял в этой как всегда затемненной комнате, и ему стало сильно, очень сильно не по себе, когда глаза его, привыкнув к полумраку, выхватили из него тонкий силуэт Аззиры и ее лицо, искаженное ужасом.

Она застыла, вскинув руки и повернув их ладонями на Аданэя. И на этих ладонях, прямо в центре, выделялся огромный нарисованный глаз. Такой же красовался и над ее переносицей.

— Аззира, что это?

— Где? — вскрикнула она испуганно, как будто только что заметила присутствие Аданэя.

— Эти глаза…

— Да, глаза… — прошептала. — Это чтобы Те не подкрались, чтобы я их увидела.

— Кого?

Аззира подозрительно огляделась по сторонам и задрожала.

— Я не знаю кого, они где-то прячутся. Но теперь им не удастся, ведь у меня столько глаз. Столько глаз! — в осипшем ее голосе послышалась паника. Казалось, еще чуть-чуть и она завизжит от ужаса перед чем-то неведомым.

— Успокойся! — ему пришлось прикрикнуть, чтобы хоть как-то привести ее в чувство. На какое-то время подействовало, взгляд Аззиры прояснился, но вскоре опять помутнел.

— Они говорят, я обречена, говорят, я проиграю, я опять проиграю, мы проиграем. Они говорят, так будет, пока круг не замкнется. Они говорят, я проклята. Навеки проклята. Они смеются. Прогони их, пожалуйста, прогони, — тут ее плечи затряслись, а в широко распахнутых глазах загорелось пламя безумия.

Теперь Аданэй осознал до конца: плод кровосмесительной связи — его жена — действительно сумасшедшая. Но еще он поймал себя на мысли, что почему-то не испытывает того отвращения, которое испытал совсем недавно, узнав тайну ее рождения. Напротив, какая-то трогательная жалость овладела им. Она походила на запуганного больного ребенка, умоляющего о помощи. Исчезла темная жрица, исчезла студеная рыба — лишь бедное страдающее дитя смотрело ее глазами.

Он осторожно усадил Аззиру себе на колени и, прерывая ее бессвязный истеричный шепот, постарался успокоить:

— Тихо, тихо, хорошая моя. С тобой ничего не случится, никто тебя не тронет, я не позволю, — и что-то еще в этом духе.

Намалеванные на ее ладонях и лбу глаза смазались, испачкав его одежду и кожу, но его это не волновало. Кое-как она затихла, лишь изредка продолжала что-то несвязно бормотать. Но из этого лепета он все-таки сумел выделить несколько фраз.

Она сказала:

— Он скоро приедет ко мне, мой вечный брат.

Она сказала:

— Я больше не буду одна. Он поможет.

Потом Аззира замолкла окончательно и застыла в руках Аданэя. Заснула? Он постарался не разбудить ее, осторожно перекладывая на кровать. Опасался, что если она нечаянно проснется, ей вновь завладеют болезненные видения.

Но когда Аззира открыла глаза, то уже ничем не напоминала испуганного ребенка. Плотоядно улыбнувшись, она обвила руки вокруг его шеи, и если бы Аданэй не был уверен в твердости своего рассудка, он решил бы, что предыдущая сцена ему лишь привиделась.

Мерзкий брат Аззиры появился во дворце спустя несколько дней. Мерзкий — потому что только это слово характеризовало его достаточно верно. Он возник — именно так — возник, будто ниоткуда, поздним вечером. Тихо, неслышно.

Гиллара, в отвращении скорчив красивое лицо, выплюнула: «Иди. Великий Царь окажет тебе честь и сам проводит к ней». При этом она с мольбой посмотрела на Аданэя.

Брат, которого тот уже успел мысленно наречь выродком, перевел на него тусклый рыбий взгляд, в котором не отразилось ни одной эмоции, даже легкого любопытства, свойственного большинству людей при первом знакомстве. Все так же равнодушно он отвернулся, потом вяло кивнул, не издав ни звука.

Позже, когда Аданэй длинными коридорами вел его к Аззире, он разглядел выродка внимательнее. И очередной раз удивился, как зло иногда природа смеется над своими созданиями. Выродок походил на Аззиру, при взгляде на него не оставалось сомнений, что они — близнецы. Но при этом он казался почти полной ее противоположностью. Такой же невысокий, он, в отличие от сестры, выглядел не изящным, а тщедушным. Белизна ее кожи в нем выродилась в нездоровую синюшную бледность, а гибкость — в то бессилие мышц, которое создавало впечатление, будто в теле его отсутствовали кости. И глаза, такие же зеленые, как у Аззиры, казались стеклянными, припорошенными пылью и совсем пустыми. Походка была шаркающей и сутулой. Руки, похожие на плети, апатично свисали вдоль тела. Волосы — как и у Аззиры черные, — производили впечатление давно немытых и липли к его покрытому капельками пота лбу.

Одним словом, этот брат действительно оказался довольно неприятным. И не только из-за отталкивающей внешности. Присутствовало в нём что-то еще, что-то неосязаемое, что вызывало неприязнь и отторжение. Аданэй даже начал понимать нелюбовь Гиллары к собственному сыну. Зато Аззира, как выяснилось, испытывала к нему совершенно другие чувства. Аданэй заметил это сразу, как только привел выродка в ее покои.

— Ты, — прошептала женщина, и глаза ее засияли.

Брат с сестрой медленно, будто заворожено двинулись навстречу друг другу. Оказавшись лицом к лицу, они соединили руки, все так же поглощая друг друга взглядами.

— Очень трогательно, — усмехнулся Аданэй — Ну, так я вас оставлю.

Кажется, эти двое даже не услышали его слов. На миг у него сложилось впечатление, будто они поглощены разговором, хотя с их губ не слетело ни звука. Словно они говорили глазами. Но Аданэй тут же отогнал от себя эту мысль как абсурдную и поспешил покинуть комнаты жены.