Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

— Твоя ложь на твоей совести, мой Кхан, — вставил Варда, — но тогда ты был еще очень молод. К тому же, Аданэй все-таки твой брат. Не так уж странно, что ты его пощадил. А насчет предложенного выбора: ни к чему усугублять междоусобицы в Отерхейне. Смуты еще никогда не приводили ни к чему хорошему. Кроме того, Аданэй сейчас на стороне врага. И пусть он пока еще жив, но я думаю, все вместе мы это исправим.

— Благодарю, Варда, — внимательно глядя на советника, вымолвил Элимер.

После этого заговорили все сразу, кто эмоционально, кто сдержанно, но смысл всех речей сводился к одному — никто не хотел междоусобной войны, и никто не желал покидать Инзар, теряя высокие посты. Все согласились забыть — или притвориться, что забыли — о лжи кхана. В конце концов, ведь Элимер в то время был совсем еще юношей, кто посмеет обвинить его, что он не решился пролить родную кровь?

Лишь один человек оставался безмолвным и почти неподвижным. Тардин. И Элимер понимал, почему наставник столь молчалив. Что ж, с ним еще предстоит побеседовать наедине.

— Мы тебя поддержим, — произнес Варда, — но следует решить, как быть с остальной знатью и с народом. Об Аданэе известно всем.

Элимер не успел ответить, потому что вновь заговорил Ирионг.

— В войске я уверен, Великий Кхан. Оно пойдет за тобой.

— Не сомневаюсь. А касаемо всех остальных — с ними мы тоже разберемся. Может, внушить мысль, будто царь Илирина, называющий себя моим братом — наглый самозванец, не имеющий к Отерхейну никакого отношения?

— Или можно пустить слух, что Аданэя оживили злыми чарами. Простые люди суеверны и любопытны ко всему, что связано с колдовством. Они охотно и даже с удовольствием в это поверят, — предложил Гродарон.

— Сделаем и то, и другое, — немного подумав, ответил Элимер. — Пусть у каждого будет возможность выбрать слух по своему вкусу. И еще кое-что: хочу, чтобы вы понимали — я ценю вашу преданность и не забуду о ней.

Когда все разошлись, Элимер обернулся к Тардину, который все так же неподвижно сидел на скамье, разве что оторвал от пола взгляд, переведя его на кхана.

— Ты ничего не желаешь объяснить, советник? — холодно поинтересовался Элимер.

— Для начала задай вопрос.

— Ты утверждал, что Аданэй мертв.

— Твои серые утверждали то же самое, — устало отозвался Тардин.

— Да, утверждали. Но они основывались на словах надсмотрщиков. А ты видишь дальше. Ты не мог ошибиться. Значит, солгал. И я желаю знать почему.

Тардин неторопливо поднялся с места и взглянул на Элимера.

— Я не надеюсь, что ты поймешь. Слишком уж великие силы ведут тебя, застилают твой разум…

— Говори!

— Я действительно солгал. Я знал, что Аданэй жив. После я узнал и о том, что он в Илирине. Нет, не перебивай! — воскликнул Тардин, заметив, как лицо кхана искажается от гнева. — Послушай. Я пытался отсрочить вашу встречу, дать миру шанс. Я надеялся, эта отсрочка поможет…

— Ты бредишь, советник?! — сжав от злости зубы, выплюнул Элимер. — Какие силы? Какой шанс? Я и Аданэй — всего лишь двое смертных. Твоим силам нет до нас никакого дела. Как мог ты солгать мне? Ты, кому я доверял как себе самому! Как ты мог предать меня?

— Элимер, подожди! — вскинулся Тардин. — Пойми одно: смерть одного из вас грозит гибелью всему миру!

— Хватит! — выкрикнул кхан. — Это какая-то бессмыслица! Я не верю ни одному твоему слову. И я больше не стану тебя слушать! Я вижу, ты решил помочь моему брату! Только не понимаю, зачем.

Черный огонь разгорался в глазах кхана. Перед Тардином стоял незнакомец, не желающий слушать никаких доводов. Впрочем, чего-то подобного он давно ожидал. Чего таить, он знал, какой будет реакция Элимера на открывшуюся ложь.

— Ты меня предал, — с ледяным равнодушием продолжил Элимер, — и я отрекаюсь от тебя. Ты более не наставник мне и не советник. Ты будешь казнен.

Тардин горестно и язвительно рассмеялся:

— Я же говорю, тебя лишили разума, Элимер. Кого ты собрался казнить? Меня?! Ты думаешь, тебе под силу причинить мне вред? Или ты забыл, кто я такой?

Элимер не забыл. И потому осекся. Но тут же взял себя в руки:

— Тогда просто уходи. Навсегда убирайся из Отерхейна. Я не желаю больше ничего о тебе слышать.

— В своей гордыне ты возомнил себя властелином вселенной, Элимер! Но любая власть хрупка и непостоянна. Империи рушатся, правители забываются. Но есть нечто гораздо большее, чем любые государства, большее, чем наши с тобой жизни. Это — бытие мира. Подумай об этом. Мир существовал задолго и до тебя, и до меня. И он должен жить после нас. Но ты и твой брат — такова уж злая насмешка Непознаваемых, — держите в руках судьбу сущего! Хоть и не понимаете этого!

— Не говори мне обо всем мире, Тардин! Для тебя отчего-то гораздо важнее то, что случится спустя века — и то лишь может быть, — чем происходящее здесь и сейчас. И моя жизнь для тебя столь же ничтожна, как жизнь мотылька, ведь она словно один день по сравнению с прожитыми веками. Странно, что я не понимал этого раньше. Не понимал, что я всего лишь один из смертных, которым ты играл, чтобы достигнуть одному тебе ведомые цели! Но хватит! Больше я не стану это терпеть. Поэтому давай просто забудем друг о друге.

— Как пожелаешь, Великий Кхан, — пробормотал Тардин. — Надеюсь, рано или поздно ты одумаешься. Лишь бы не слишком поздно…

— Убирайся, — прошипел Элимер.

Тардин еще раз взглянул на него, а в следующий миг будто растаял в воздухе. Элимер едва сдержался, чтобы в ярости не опрокинуть скамью или не разбить кулаки о стену. А в дополнение ко всему снова разболелась голова, так что и ее захотелось разбить, лишь бы прогнать боль. Но он — кхан, и ему не к лицу излишние эмоции. Даже когда его предал самый дорогой друг. Друг, в свое время заменивший отца.

Элимер решил, что скачка по степи поможет ему отвлечься, а потому направился к конюшне. Однако двери ее оказались закрыты, а конюший отчего-то неуверенно топтался у входа, словно и сам не мог попасть внутрь.

— Оседлай лошадь, — приказал кхан.

Конюх замялся, что показалось Элимеру странным.

— В чем дело?

— Великий Кхан, там это… телохранитель твой.

— И что?

Решив не ждать ответа, Элимер сам открыл дверь, вошел внутрь и тут же понял, чего смущался конюх. Его взору предстало любопытное зрелище: Видольд посреди конюшни забавлялся с какой-то девицей, прижав ту прямиком к одному из пустующих стойл.

— Роскошно! — промолвил кхан. — Однако вынужден вас прервать.

Девица вскрикнула и отпрянула от Видольда, пытаясь кое-как подобрать одежду. Когда это наконец удалось, она забилась в угол, старательно пряча покрасневшее лицо.

— Выйди, — уронил Элимер, и девица не заставила просить себя дважды. Едва ли не бегом бросилась она к двери, по-прежнему скрывая лицо.