Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

От неожиданности Аданэй даже опустил клинок. Несколько мгновений пребывал в замешательстве, и лишь затем спросил:

— Я чуть не убил твоего любовника, я чуть не убил тебя. А ты из-за какого-то пятна бесишься?

— Дикарь! Отерхейнский варвар! Ты ничего не понимаешь! Этот ковер соткали легендарные мастера и привезли из самой Сайхратхи! На нем вытканы древнейшие символы творения и гибели!

— Да мне все равно до твоего ковра, ты, безумная шлюха! — и он собирался презрительно удалиться, когда Аззира, оскалившись, бросилась на него, хищно скрючив пальцы.

Прежде чем Аданэй отшвырнул ее в сторону, женщина оставила на его щеке три ярких отметины. Сука! Она должна была униженно молить о прощении, а не набрасываться! Мразь! Но и этого ей оказалось мало. Поднявшись, Аззира кинулась на него снова. В этот раз он не стал осторожничать и грубо отшвырнул ее. Она свалилась на пол, кубарем отлетела в сторону и, ударившись головой о стену, не сдержала стона. Поделом ей — подумал Аданэй.

Но в этот момент поймал на себе взгляд Аззиры, которая чуть приподнялась на локтях, и почувствовал, как невидимые щупальца проникли в его голову, взяли в плен мысли и сложили в иные, которые звучали, словно приказ:

«Как я посмел? Ведь я сам во всем виноват. Я должен умолять ее о прощении».

Какой-то остаточной частью разума Аданэй понимал, что думает о чем-то не том, и это не его мысли. Однако они продолжали течь сквозь голову.

«Я ничтожный раб пред ликом Богини. Прикажи — и я умру».

И тут же:

«Что за бред? Что за бред я думаю?».

Встряхнув головой, Аданэй посмотрел на Аззиру и расхохотался:

— Что за бред, сука?! Ты думаешь, я поверю? Прекрати колдовство, иначе я тебя и впрямь убью.

Теперь на лице Аззиры отразилась неуверенность, и даже страх. Наконец-то! Но вслед за этим Аданэй опять ощутил, как очередная нелепая мысль упрямо толкается в его голову.

— Прекрати сейчас же! — прорычал он и подошел к Аззире вплотную.

Вернув кинжал обратно в ножны, он схватил жену за волосы и, жгутом намотав их на руку, резко дернул вверх. Аззира закричала, но Аданэй лишь наклонился к ее лицу и отчеканил:

— Не пытайся еще раз проделать со мной такое, ведьма! Не выйдет!

Рванув ее за плечи, отбросил на кровать и, наслаждаясь беспомощностью жертвы, почувствовал себя почти отомщенным. Аданэй угрожающе двинулся на жену, однако ее слова заставили остановиться и опустить руки, уже готовые грубо разорвать и без того жалкие остатки ее одежды.

— Только не бей! — сказала она, сжавшись и прикрыв ладонями голову. — Не трогай! Если причинишь вред ребенку — я сама тебя убью, клянусь!

— Что? — Аданэй даже отшатнулся и, скользнув взглядом ниже лица жены, остановился на ее животе. Еще не явно, еле заметно, но талия Аззиры, вне всяких сомнений, располнела.

— Надо же! — ухмыльнулся он после секундного замешательства. — И как я сразу не заметил! Еще чуть-чуть, и ты превратишься в жирную корову. И кто отец ублюдка? Или для тебя это такая же тайна, как для меня?

— Я — жрица. Конечно, я знаю, кто отец, — пригладив волосы, ответила Аззира, как только убедилась, что Аданэй перешел на свой излюбленный способ поединка — словесный, а значит, физическая расправа ей уже не грозила.

Аданэй же очередной раз понял, что Аззиру совершенно не задевали слова, способные смертельно оскорбить любую другую женщину.

— Не вздумай утверждать, будто отец — я. Все равно не поверю, — фыркнул он.

Аззира поднялась с кровати, повернулась к Аданэю спиной, грациозно прошла и встала перед зеркалом. Чуть повернув голову, скучающим голосом обронила:

— Мне все равно, поверишь ты или нет. Ты задал вопрос — я могу на него ответить, — одновременно она перехватила рукой одну прядь своих длинных волос. В другой руке оказался гребень. — Хочешь узнать, кто отец ребенка?

— Было бы любопытно.

— Он зачат тогда, в гроте. Дитя Богов, — Аззира как раз перешла к расчесыванию второй пряди, гребень запутался в волосах, и она разнервничалась.

— Все из-за тебя, — уронила раздраженно. — Теперь мне их никогда в жизни не расчесать! Эяна!

На крик прибежала одна из служанок.

— Уйди! — рявкнул на нее Аданэй.

— Что значит уйди? — вскинулась Аззира. — А кто расчешет мне волосы?

— Подождешь, — ответил Аданэй и снова приказал служанке. — Уйди!

Та вопросительно посмотрела на свою госпожу, ясно давая понять, что подчинится лишь ей.

— Ладно, Эяна, оставь нас, — неохотно промолвила Аззира и обратилась к Аданэю. — Ну что еще?

— Ты ждешь, что я тебе поверю? Как убедишь, что говоришь правду?

— Адданэй, — голос Аззиры прозвучал устало, — почему я должна в чем-то тебя убеждать? Я уже сказала, мне все равно, веришь ты или нет. И вообще, отчего ты так злишься?

Действительно, отчего? Аданэй впервые задался этим вопросом. Если хорошо подумать, он женился на Аззире, чтобы стать царем. Она стала его супругой, чтобы вернуть брата. И ничто больше их связывало. Он развлекался с рабынями, она — с кем придется. Если ребенок, которого она носит, и впрямь его, то он должен быть этим вполне удовлетворен. Ведь он — Аданэй Неотразимый, Аданэй Великолепный, Аданэй-гроза-всех-женщин! А эта — сумасшедшая девка с больной кровью.

Он покачал головой и, рассмеявшись, вымолвив в пустоту:

— Не знаю… Почему-то мне хочется, чтобы ты любила и желала только меня.

Аззира посмотрела на него в растерянности, а затем ответила:

— Тебе ведь твоя сила, Адданэй. Разве можно тебя не любить? — и добавила: — Интересно, сколько их было — женщин, готовых отдать за тебя жизнь?

— Какая разница! — взъелся он. — Меня они не волнуют! Но как насчет тебя?

— Я твоя, Адданэй. Ты — единственная моя земная любовь, — что-то творилось в ее зеленых глазах, что заставляло если не верить, то предполагать, что она не врала. Даже несмотря на странную оговорку «земная».

Аззира плавно и пока еще осторожно приблизилась к нему.

— Ведь я вижу, — сказала она, — ты никого не желал так сильно, как меня. Но почему ты все время на меня злишься?

— Ты прикидываешься?! Разве могу я не злиться, когда ты отдаешься другим?

— Ты тоже проводишь время с другими женщинами. И что? — парировала Аззира.

— Я мужчина.

— И что? — повторила она.

— Знаешь, если бы ты стала только моей, я отказался бы от всех женщин мира.

— Это вряд ли, — бросила она. — Да и зачем? Какой смысл? Зачем придумывать себе новые границы? В этом гнилом мире и так мало радостей.

Он не нашелся, что ответить. Как объяснить той, которая с детства наблюдала разврат эртинского дворца те простые вещи, которые с детства внушались ему?

В замешательстве, он пропустил момент, когда Аззира прижалась к нему горячим телом и запустила пальцы в его волосы. Проклятье! Опять! Что же она творила с ним? Эта божественная шлюха, эта окаянная ведьма, которая превращала его в раба собственной похоти! Он зарычал, прижимая ее к себе. А она смеялась.