Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

— Так дай мне яду, проклятая тварь! — в последней ярости выкрикнула Гиллара, понимая, что спасения нет.

— Я знала, что ты выберешь яд. Радуйся, в чертогах Матери ты обретешь благодать. Богиня возлюбит тебя, ведь это ты подарила ей Аззиру, — удивительно, но в интонации жрицы не слышалось и тени издевки.

Хаттейтин протянул Гилларе пузырек:

— Пей! — приказал он, но руки ее не подчинились этому приказу. Тогда военачальник запрокинул Гилларе голову, насильно влил жидкость и плотно закрыл руками ее рот и нос. Ей пришлось проглотить.

Судороги, агония, боль — и конец.

Маллекша снова достала пергамент, положила рядом с Гилларой, а Хаттейтин вложил в мертвую руку пустой пузырек.

— Когда дверь взломают, постарайся войди первым. С одним из советников. Например, с Оннаром, — произнесла Маллекша. — Пусть сначала он прочтет завещание, а не ты.

— Я знаю, — проворчал Хаттейтин.

И они осторожно открыли дверь, снова заперли ее на ключ, прошли мимо усыпленной стражи и разошлись по своим покоям, готовые встретить новый день, который родится совсем не похожим на вчерашний.

Солнце скатилось по холму, исчезло в подземном царстве, но войско Отерхейна, не останавливаясь, продолжало двигаться на восток. И пусть весна уже завладела миром, однако ночи все еще дышали холодом, и многим воинам хотелось сейчас погреться у костерка, но приказа о ночлеге не поступало: он планировался не ранее, чем стемнеет окончательно и последняя розовая полоса растворится в небе.

Уже остался позади Антурин, и канули за горизонт Высокие Холмы. Заканчивались ничейные земли — края изгнанников, разбойников и беглых рабов, — и вот, еще чуть-чуть, последний шаг, и раскинется впереди Илирин Великий. И падет к ногам Отерхейна!

Так считали воины и добавляли, пересмеиваясь:

— У них там девки страной правят, а мужи друг друга любят!

— Да разгромить их всех, чтоб эту погань вымести! Да чтобы не распространилась на земли здоровые.

И запевали:

Войско Отерхейна расположилось на ночлег посреди Ничейных земель, чтобы на рассвете тронуться в путь и второго дня встретиться с врагом в битве за море и власть. Подгоняемые страхом и ненавистью, они не видели другого пути, кроме как столкнуться подобно двум стихиям.

Ночное небо затянуло низкими черными тучами, сквозь которые не пробивался ни слабый свет звезд, ни серебряное мерцание луны, так что создавалось впечатление, будто ночных огней и вовсе не существовало в этом мире. Сотники выставили дозор, а остальные воины, наскоро и всухомятку перекусив, торопливо улеглись спать, намереваясь уловить краткие часы сна прежде, чем первый рассветный луч погонит их в дорогу.

Если, конечно, придет он, этот рассвет, ибо погода стремительно менялась. Тучи гнало по небу с бешеной скоростью, порывистый ветер гнул деревья и травы, выл и стонал, едва не срывая с земли шатер кхана. И это под защитой лесной стены! А о том, что творилось на открытых всем ветрам долинах, и подумать было страшно.

В шатре повелителя, тем не менее, еще никто не спал. Продолжался разговор, начатый еще в пути.

— А я говорю, мой Кхан — это слишком рискованно, — настойчиво сказал Ирионг.

— Война вообще дело рискованное, — ответил Элимер. — Но ты прав: то, что я хочу сделать, рискованно вдвойне. И все же я считаю, что риск оправдан.

— Разделить войско? Воевать сразу против двух армий? — Ирионг был настроен скептически.

— Большую часть сил Эхаския перебросила в Илирин, так что там мы не встретим достойного сопротивления. Зато, если пройдем через нее, то окажемся у илиринцев в тылу, а там и до столицы недалеко.

— Но можно и не прорваться, так? Твоя задумка, мой Кхан, строится на том, что основные силы Илирина и Эхаскии сосредоточатся на западе и у крепостей, которые станет штурмовать другая половина нашего войска…

— Не штурмовать, Ирионг, а только делать вид. И заодно сжигать ближайшие деревни и городки. Пусть илиринцы думают, будто мы, подобно истинным дикарям, решили разграбить окраины и оставить их страну без зерна и прочей пищи. Тогда они не заподозрят подвоха раньше времени. Пока их дозорные и разведка сообразят, что к чему, мы уже пройдем Эхаскию.

— Пусть так. Но если ты ошибаешься, и илиринцы оставят большую часть войск у границ с Эхаскией? Вдруг им тоже пришла в голову мысль, что мы попытаемся пройти через нее?

— Может быть. Хотя не думаю. Бывшему их военачальнику — Ниррасу — может и пришла бы, а Хаттейтину вряд ли. Он и вполовину не так хорош, как Ниррас. Наше счастье, что тот мертв. Мой брат тоже мог бы догадаться о нашей задумке, но он исчез. Илиринцы, как мне доносят, сами из-за этого растерялись. В любом случае, я уже принял решение. Я ценю твои знания, Ирионг, и доверяю им, но мы все-таки рискнем.

— Ни мне, ни войску еще ни разу не пришлось усомниться в тебе. Надеюсь, и этот раз не станет исключением.

— Я тоже на это надеюсь.

— А я надеюсь, — раздалось из угла монотонное ворчание, — что вы оба сейчас отправитесь спать. Иначе вы не только до Эхаскии не доберетесь, но и до ближайшего поворота не доползете. Чего доброго, с лошадей свалитесь, а я вас на себе тащить не собираюсь. Я хоть и телохранитель кхановый, а носильщиком быть не нанимался. Так что придется вам отсыпаться на дороге, а потом догонять войско на своих двоих.

— Видольд… — предупреждающе протянул Элимер.

— Ну да… это, повелитель… прости мою дерзость, в общем. Это ж я только ради вас.

— Мы сами о себе позаботимся, Видольд, — холодно отозвался кхан. — Но в одном ты прав: спать и впрямь пора. Причем тебе тоже.

Попрощавшись с Ирионгом, который отправился в свой шатер, Элимер раздраженно обратился к телохранителю:

— Сколько раз я предупреждал, чтобы ты оставлял свой сарказм при себе?

— Ну, извиняй, Кхан, — пожал плечами Видольд, — не сдержался.

— Ты слишком часто не сдерживаешься.

— Ага. Но я стараюсь, — усмехнулся телохранитель. — Ну, пойду к костру, если позволишь.

— Можешь остаться здесь. Места достаточно.

— Да мне под небом как-то свободнее и спится, и дышится, Кхан. Нам, бывшим разбойникам, и ураган нипочем.

— Как знаешь.

— Спокойных снов и да будут благоволить тебе Боги.

И Видольд тенью выскользнул из шатра.

Погода стремительно ухудшалась по всему Илирину: ветра гуляли, ломали деревья и срывали соломенные крыши домов. Что-то странное творилось, даже самые древние старики не могли припомнить такой непогоды. Да еще и в это время года, когда весна в разгаре.