Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

— Зачем это?

— Твое дело не спрашивать, а слушать.

Ианндор ничего не ответил, лишь негодующе вздохнул и, резко развернувшись, вышел.

— Милый мой, — обратилась женщина к Аххариту, как только тысячник их покинул, — я тоже ничего не поняла. Зачем тебе мертвецы?

— Такая банальность, право! Привяжем к кольям, будто они живые. И оставим с ними пару сотен воинов. Это будет выглядеть, будто мы по-прежнему здесь, никуда не ушли. А уйдем ночью и попробуем пройти в тыл отерхейнцев. И ударить. Если повезет, если они не догадаются и не заметят нас раньше времени — неожиданность будет на нашей стороне. Враги не ожидают, что мы решимся дать им бой на открытой равнине.

— А почему ты не объяснил это… этому… как его… Ианндору?

— Если сам не понял — значит, дурак. Дуракам ни к чему доверять лишнее.

— Ха! А я? Я тоже не догадалась. Но мне ты рассказал.

— Ты женщина, Ора, тебе простительно, — растягивая слова, произнес Аххарит.

— А не боишься, что я, как болтливая женщина, не выдержу и расскажу о твоей задумке подружкам? А они еще кому-нибудь? Может, отерхейнцам? — она рассмеялась и добавила: — Шучу. Я рада, что ты мне доверяешь.

— С чего ты взяла, что доверяю? — усмехнулся кайнис.

— Ах, я поняла! — снова рассмеялась Ора. — Теперь ты меня свяжешь и запрешь где-нибудь, например, здесь! А сам будешь приходить и… — она, по-прежнему сидя на кровати, показательно завела руки за спину и проворковала: — Я готова.

Аххарит посмотрел ей в глаза, но спустя мгновение схватил клинок и вогнал его в живот женщины. Ора ахнула, глаза ее закатились, и она медленно повалилась на ложе, в котором только что царила любовь. Кровь растеклась по светлой простыне, и кайнис, брезгливо отодвинувшись, пробормотал:

— Так надежнее. Уж извини.

Город встретил Аххарита хмуро. А может, то говорило его похмелье. Подобравшись к площади, он увидел наваленные друг на друга трупы, которые пока еще не воняли. Однако скоро начнут. Что же, придется жителям и воинам ненадолго смириться с этим маленьким неудобством.

— Привязывайте их к кольям, выставляйте у рвов! — повелел кайнис, жмурясь от дневного света, и тут же обратился он к одному из сотников: — Тахир, прикажи своим, пусть наделают чучел из соломы, да оденут их по-нашему. И тоже — к кольям и рвам.

Убедившись, что сотник послушал приказа, он уже повернулся к занимающимся мертвецами воинам, когда ему в ноги бросилась какая-то женщина. Утопая в слезах, она голосила:

— Кайнис, пожалуйста, смилуйся. Это мой единственный сын, он еще совсем маленький! Был… А враги станут по нему стрелять… Я не выдержу! Я похоронить его хотела! Пожалуйста! Он — единственный! У меня никого больше нет!

— Какая жалость, — промолвил Аххарит и наклонился к женщине, приподнимая ее за плечи. — Сочувствую. Но Илирин важнее.

Впрочем, заметив неподдельное отчаяние в ее лице, он добавил, мило улыбнувшись:

— Надеюсь, прекрасная госпожа меня простит, — достаточно оказалось одного его взгляда, и люди быстро оттащили застонавшую от безысходности женщину.

— Проклятый! Проклятый! — хрипло вопила она.

Аххарит приложил руку к груди и вежливо поклонился.

Ночь проглотила равнину, а небо, затянутое тучами, делало ее еще темнее. Единственные источники света — костры в лагере и далекие их отблески возле Октане: дозорные илиринцев тоже не дремали.

— Утром двинемся на город, — промолвил Ирионг.

Батерхан вяло кивнул и плотнее закутался в плащ, чтобы спрятаться от ветра. Правда, это плохо помогало. Ирионг, заметив усталость тысячника, прикрикнул:

— Укладывайся спать! Такой ты мне не нужен. Выспись. И чтобы к утру пришел в себя! Давай!

Тот не заставил просить себя дважды и завернулся в раскинутую неподалеку шкуру. Ирионг же, невзирая на пронизывающий ветер, остался у костра: привычка, которой он научился у Видольда — телохранитель всегда утверждал, будто ночью да в одиночестве лучше думается. А Ирионгу нужно было очень хорошо поразмыслить и решить, как лучше взять город, силы защитников которого превосходили силы нападающих.

Утро для него наступило внезапно. Мало что изменилось в сумрачном небе — все так же клубились тучи, гонимые ветром, по-прежнему скрывалось солнце — разве что вокруг посерело. Военачальник продрал глаза, обнаружив, что так и заснул на земле, у костра, заботливо поддерживаемого дозорными.

Протрубив подъем, он наскоро привел в порядок оружие и доспехи. Пора! Пусть илиринцев в городе много, однако хорошие бойцы среди них редкость, а потому можно было считать, будто силы равны.

По его приказу воины выстроились в этельды и выступили в путь. Несколько часов — и на горизонте показался Октане, огороженный рвами, за которыми выстроились илиринцы. Значит, подготовились к вторжению. Что ж…

Ирионг уже собрался отдать приказ о наступлении, когда его внимание привлек голос одного из дозорных. Тот несся со стороны расположенных левее холмов:

— Враги позади! За холмами! Подступают!

Военачальник быстро спросил:

— Сколько? Далеко?

— Как нас. А скорее, больше. В двух часах верхом.

Ирионг тихо выругался. Сожри тьма этих илиринцев! Откуда они взялись? Как умудрились зажать его войско между двух сил? Те, у города, пока не предпринимали никаких действий, чего-то ждали. Должно быть, этих новых сил и ждали.

Военачальник, поразмыслив, решил оставить несколько разведывательных отрядов, чтобы продолжали наблюдать за защитниками Октане, а сам с войском выдвинулся навстречу нежданному противнику.

Еще немного — и отерхейнцы увидели илиринскую рать, и приготовились встретить ее в открытом бою.

Ощетинились копейщики и мечники. Полукругом выдвинулись вперед лучники, расположившись по краям войска.

— Попробуем закольцевать, — сказал Ирионг.

Повторять дважды не потребовалось. Строй-ловушку, который размыкался, проглатывая добычу, и снова смыкался, воины знали хорошо. Рискованный строй — ведь противник мог вырваться из окружения, — совершенно не подходил для битвы, например, с конниками диких племен, но илиринцы — другое дело. Они привыкли воевать стройными рядами, а потому и поймать их будет проще.

Аххарит отдал приказ наступления. И понеслись, держа копья наперевес, всадники, заклубилась пыль под копытами. Отерхейнцы же стояли неподвижно, только лучники посылали стрелы, раня коней и людей. Это показалось кайнису странным, ведь он знал, что враги перед основной схваткой предпочитали отправлять вперед несколько небольших конных отрядов, которые быстро атаковали и тут же рассыпались, изматывая противника и стараясь нарушить его строй — тактика, позаимствованная у дикарей. И лишь потом вступала в бой основная часть войска. А сейчас отерхейнцы стояли и ждали непонятно чего.