Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

«Не твоих ли рук это дело, Шаазар?» — еле слышно пробормотал он, прищурившись, и устремил взгляд в небо.

А вокруг продолжало корежить и убивать: гибли люди, животные и деревья, разбивались камни, и воды рек выходили из берегов.

Собрав кровавую жатву, ураган умер в одночасье. Напившись крови, успокоился и снова уснул Змей — страшная тишина опустилась на мир. Робко поднимались с земли уцелевшие, вылезали из-под обломков те, кому повезло выжить. Время для стонов, криков и плача еще не наступило: люди были подавлены, ошарашены и обездвижены случившимся. Молча приходили они в себя, тихо и бесцельно разбредались по округе, которая превратилась в кладбище, без слов обнимали выживших товарищей, безмолвно стекали слезы по суровым мужским лицам.

Элимер вылез из-под едва не придавившего его дерева. Разодранная одежда, порезы, ушибы и ссадины по всему телу, боль в ноге, но жив. Жив! Даже не оглядываясь вокруг, не обращая внимания на прорвавшиеся наконец стоны раненых и крики живых, что разыскивали товарищей, он двинулся вперед. Он понимал — стихия не просто так посетила этот мир: она пришла, чтобы даровать ему, Элимеру, знание. Да, именно так: ведь теперь он знал, зачем он здесь. Знал, что ему следует сделать. Теперь — знал. И венец боли, который сжимал голову, вдруг обернулся благом, а не проклятием — он подсказывал, куда идти: вперед, мимо Эртины. Потом вдоль побережья до мелкого княжества Шейтизир, не затронутого ураганом и землетрясением — да, теперь он знал и это.

Туда! Долго, очень долго, минуя руины и свирепствующих мародеров, которые непременно начнут устанавливать свои порядки на изувеченной земле. Но он дойдет. Он должен. Это его цель, его смысл, его предназначение. Шейтизир!

И кхан сделал первые медленные шаги. По-прежнему не глядя по сторонам, он не обращал внимания на своих раздавленных и покалеченных людей и равнодушно переступал через мертвые тела, позабыв и об Отерхейне, и об Илирине. Забыв обо всем, даже о том, что он — кхан. Помня лишь одно название — Шейтизир. Помня лишь одно имя — Аданэй.

Смутно знакомый голос окликнул его:

— Куда это ты собрался, Кхан?

— Видольд? — мутным взглядом уставился он на мужчину, который выглядел подозрительно спокойным после того, что здесь только что творилось.

— Куда ты собрался?

— Шейтизир.

— Пешком?

— Кони разбежались.

— Не все. Двоих я поймал. Я привязал их. Нужно только чуть вернуться назад. Они там.

— Ты собрался со мной?

— Э, Кхан, а куда ж я денусь? Здесь уже ничего интересного не будет. Война закончилась сокрушительной победой… каких-то там сил, — усмехнулся телохранитель. — Все в руинах. Отерхейн — тоже. Ну, помнишь айсадское пророчество? — Видольд обвел взглядом окрестность и прибавил: — Я полагаю, это оно и есть, Поедем дальше.

— Ты знаешь, куда?

— Нет. Но ты покажешь.

Долго пробирались они по разрушенной земле Илирина, прячась от разбойников, перебиваясь случайной пищей, охотясь, почти ни о чем не разговаривая. Еще дольше двигались по побережью. Еще сильнее становилась боль кхана, практически лишив его сна.

— Ты обезумел, — Видольд с тревогой покачал головой, когда они сделали привал.

— Да. Но от безумия есть лекарство — Аданэй. Его смерть.

— Как знаешь, Кхан.

— Какой из меня теперь кхан? — усмехнулся Элимер.

— Ну, убьешь брата. Вернешься в Отерхейн…

— К тому времени им овладеют разбойники, если еще не овладели. Он станет скопищем разрозненных городов-государств. Я бросил свой народ. Мне нет прощения. Но эта сила…она… Она сильнее и моей воли, и моего разума.

— Ну, когда-нибудь ты вернешься. Как раз будет чем заняться — войной, например. С мятежниками и самозванцами. Ничего нового, конечно, но…

— Сначала я найду Шейру, — оборвал его Элимер. — Она жива. Ее не тронул ни ураган, ни землетрясение. Она жива, я верю, я знаю. Я найду ее. Но сначала я найду Аданэя.

Видольд промолчал.

Уже закончилась весна, когда двое вступили на земли княжества Шейтизир, которое, как и предполагал Элимер, не затронула стихия. Ласково грело солнце, зеленели травы и деревья, рыбаки тянули сети и заунывные песни. Казалось, будто княжество даже не подозревало о беде, постигшей соседние государства. Но Элимер догадывался, что это лишь иллюзия, и правители Шейтизира уже начали прибирать к рукам кое-какие из разрушенных земель, граничащих с ним.

На день задержались они в одном из городов княжества, чтобы следующим утром выехать за его пределы и достичь рыбацкой деревушки.

— Здесь! Это здесь! — взревел Элимер и схватился руками за голову, словно пытался раздавить ее. — Здесь, я чувствую! Я знаю!

— Так идем, — пожал плечами Видольд.

— Нет. Ты вместе с лошадьми дождись меня там, — кхан указал рукой в сторону небольшой рощи. — Я приду, когда все закончится. Или не приду. Это значит, что я умер, а ты свободен от клятвы верности.

— Как скажешь, — и воин, ухватив за поводья коня Элимера, сам вскочил на своего и потрусил к роще.

Элимер долго стоял, не двигаясь. Словно не решался сделать последних шагов к цели. Он не обращал внимания на любопытные и опасливые взгляды деревенских жителей, с недоверием относящихся к чужакам. Тем более, если эти чужаки вооружены и одежда на них, хоть драная и грязная, а видно, что небедная.

Но вот, кхан выдохнул и сделал шаг.

Тардин вслушивался в шум набегающих на берег волн, которые катали обласканную морем гальку и словно напевали что-то. Он подхватил с каменистой земли большой округлый булыжник и в сердцах запустил его в воду — море с голодным бульканьем проглотило камень. Чародей перевел взгляд на горизонт — там клубились сизые тучи, замысловато переплетаясь с кровавыми брызгами заката.

На покой рассчитывать не приходилось — Тардин вот уже который день не находил места от волнения. Сейчас, в это самое время, творилось что-то пугающее, он чувствовал. Что-то, меняющее суть вещей, определяющее дальнейшую судьбу вселенной. А он — маг-хранитель — никак не мог повлиять на эту судьбу. Уже несколько месяцев он странствовал по миру, но лишь для того, чтобы хоть как-то позабыть о собственном бессилии, не думать о нем.

И вот, теперь он здесь — на илиринском побережье. Он сидел на берегу уже очень, очень долго, не в силах охватить смертным разумом всю суть игры Непознаваемых.

Тардин, почувствовав странное жжение в глазах, поднес пальцы к векам, как вдруг хрипло вскрикнул и опрокинулся на землю, вопя от боли. Его взор обожгло, едва не спалило то огромное, никому не подвластное, которое происходило в данный миг. Счастливые люди, не обремененные тайными знаниями, не так остро ощущали перемены в изнанке мира. Но для Тардина и подобных ему любые, даже мельчайшие сдвиги пластов мироздания отзывались болью. И чародей боялся даже представить, каково сейчас приходилось Калкэ…