Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

Медлительно, неохотно проползло два часа, и чародей наконец затих. Какое-то время лежал без движения, потом с трудом поднялся и, покачиваясь, дотащился до воды. Вошел по пояс, не обращая внимания на ночной холод, ополоснул лицо и снова вышел, без сил свалившись на берег. Преодолевая резь в глазах, еще раз всмотрелся в призрачные пределы и, горестно вздохнув, прикрыл веки. Вот все и закончилось…

Больше никаких мыслей не осталось, кроме одной: «Элимер, бедный мой мальчик. Бедный мой мальчик…»

Кхан выдохнул и сделал шаг. Потом еще шаг. И еще. Пока не оказался у входа в трактир. Постоял немного, снова громко вздохнул и рванул дверь на себя.

Оказавшись внутри, он подождал, пока глаза привыкнут к полутьме, и лишь затем окинул помещение взглядом. Элимер не сразу увидел того, кого искал: волосы и половина лица брата скрывались под капюшоном, а сам он, ссутулившись, неподвижно застыл над кружкой с каким-то напитком.

Элимер осмотрелся еще внимательнее. Кроме трактирщика и Аданэя здесь находились еще трое: какие-то жалкие пропойцы, которые днем, вместо того, чтобы работать, пьянствовали в трактире.

— Пошли! Все! Прочь! — рявкнул Элимер на илиринском наречии, широко распространенном в этом княжестве. Отчего-то он даже не сомневался, что его послушают. Так и произошло. Сначала трактирщик и пьяные посетители попытались возмутиться, но, присмотревшись к стоящему в дверях мужчине, вооруженному до зубов, чей голос звучал так грозно и властно, решили не рисковать жизнями и быстро ретировались. Элимер закрыл дверь на тяжелый засов, дабы никто не помешал тому, что сейчас должно свершиться.

Аданэй безучастно оторвал взгляд от кружки, но не шелохнулся. Что-то непривычное, неестественно присутствовало в его облике, Элимер заметил это даже издалека.

— Ты… — выдавил он. Тупая злоба безжалостно стиснула грудь, не позволяя даже вздохнуть. — Аданэй… Ты умрешь. Прямо сейчас.

Аданэй по-прежнему безучастно взирал на него, словно не отдавая отчета в происходящем. Но спустя короткое время его голос наконец раздался в опустевшем трактире. Глухо, будто из-под земли.

— Хорошо.

— Ты боишься схватки, грязное ничтожество? Просто так дашь себя убить? — хрипло рассмеялся Элимер.

Аданэй молчал, равнодушно наблюдая, как его противник подходит ближе и вынимает из ножен меч, и вновь опустил взгляд в кружку.

Что-то неправильное во всем этом было, словно Элимер видел перед собой не брата, а незнакомца. Словно его подменили. Но нет, это все-таки Аданэй: те же светлые волосы выбивались из-под капюшона, те же серые глаза смотрели с красивого лица. И, тем не менее, он как-то неуловимо изменился. По-прежнему красивый, он как будто что-то утратил, как-то померк, стал обычным. Словно растерял все свое обаяние, все свои странные чары. Они ушли. Или — затаились.

— Поднимись, трус! — презрительно ухмыльнулся Элимер. — Посмотри мне в глаза. Имей смелость хотя бы умереть стоя.

— Если ты хочешь… Хорошо. Я встану. Я посмотрю. Но, может, перед моей смертью ты выпьешь со мной кружечку пива? — он как-то очень нервно рассмеялся, и смех этот напомнил всхлипы. — А потом убьешь, я никуда не денусь. Уже не денусь. Даже сопротивляться не стану. Мне все равно, как я умру. Все равно когда, но лучше бы поскорее.

От неожиданности Элимер и впрямь плюхнулся на скамью напротив брата и внезапно для себя самого спросил чуть ли не с участием в голосе:

— Что с тобой произошло?

— Слишком многое, чтобы рассказывать, — он пододвинул ему вторую кружку, которая, оказывается, уже давно здесь стояла, и ответил на невысказанный вопрос:

— Я ждал тебя. Вот и приготовил ее.

— Ждал?

— Да. Очень. Как и ты про меня, я знал, где ты находишься. Все это время знал. И я ждал тебя. Наконец ты пришел. Я рад.

— Чему? И зачем ждал?

— Ты меня убьешь. Сам я не могу. Ты прав, я трус.

— Забери тебя тьма! — вскричал Элимер и ударил тяжелой кружкой о стол, расплескав добрую половину пива.

Месть вдруг перестала казаться такой уж привлекательной. Где же враг, ползающий в ногах, умоляющий о пощаде? Или хотя бы исходящий бессильной яростью? Какое же удовольствие в том, чтобы убивать это равнодушное, апатичное, аморфное существо!

— Что с тобой?

— Зачем тебе знать? Впрочем, ладно… Моя жена и дочь мертвы. Аззира и ее брат убили нашу дочь. А я убил их: его — мечом, Аззиру — задушил. Вот этими вот руками, — Аданэй уставился на собственные пальцы так, словно видел их впервые. — Теперь больше нет смысла, жить незачем. Можешь радоваться, ты победил.

— А как же месть? — оправившись от изумления, возразил Элимер. — Разве она — не смысл? Ты не хочешь даже попытаться? Отомстить мне, ненавистному врагу?

— Нет ненависти, Элимер. И вражды нет, — все так же глухо отозвался Аданэй. — Ничего больше нет. Все умерло. Я почти покойник. Только вот убить себя решимости не хватает.

— Теперь от твоей смерти я не получу ни малейшего удовлетворения… — рассеянно пробормотал Элимер. И тут же яростно процедил: — Будь ты проклят!

— Я уже проклят…

Аданэй вдруг истерично расхохотался, на миг — только на миг, — напомнив себя прошлого:

— А хочешь, я подниму против тебя меч, даже взмахну им. А ты меня быстренько так прикончишь.

— Что ты делал все это время? — проигнорировав последние слова брата, спросил Элимер. — После того, как сбежал из Илирина, что ты делал?

— Я и не помню толком. Я даже не помню, как оказался здесь. Шел без цели, бродил, ввязывался в драки, надеялся, что меня убьют. Не повезло. А потом почуял, что ты меня ищешь, вот и задержался в этой деревне, ждал тебя и напивался каждый день. Больше ничего.

— Знаешь что, — скривился в ухмылке Элимер, — а я не стану тебя убивать. Ты такой жалкий… Я и впрямь победил. Ты прав — я победил. Моя месть удалась без моего участия. И я не подарю тебе забвения. Мне нравится видеть твои муки.

— Убей, — прошептал тот, выжидающе уставившись на брата. — Убей, Элимер.

— Нет! Однако кое-что я тебе обещаю. То, что не завершил тогда, — он гадко усмехнулся, вынул меч и, поднеся острие к щеке Аданэя, закончил фразу: — Несколько шрамов, ведь ты помнишь? Это даже приятнее, чем твоя смерть. Но перед этим ответь мне на один вопрос, раз уж мы беседуем здесь по-братски. Моя ненависть к тебе понятна. Но ты? Мне всегда было любопытно: до того, как я стал кханом, и у тебя появился повод, за что ты меня ненавидел? Тогда, в детстве?

Аданэй посмотрел на Элимера недоуменно. Кажется, приставленный к щеке меч ничуть его не волновал.

— Ненавидел? Нет. Пока ты не стал кханом, нет. Ты не поверишь, сейчас я и сам с трудом в это верю, но… я даже любил тебя тогда. Ты был моим младшим братом, и да — я тебя любил. Хотя старался не показывать. Потому что еще я завидовал, злился. И я, помнится, удивился твоему предательству… Ну, тогда я воспринял это как предательство: твою ложь и этот поединок. Потом-то я понял: ты все это видел по-другому…