Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

В любом случае, жаловаться на выбор отца Лиммене не приходилось, а сплетням она предпочитала не верить и, последний раз всплакнув о пастухе, успокоилась. Еще бы, ведь ей предстояло стать владычицей и жить в самой Эртине — разве не об этом мечтали все незамужние аристократки Илирина?

Сейчас, будучи матерью, она прекрасно понимала своих родителей и сознавала, что на их месте поступила бы так же. Впрочем, она и тогда недолго на них злилась. И даже Хаттейтина почти простила, решив, что он хотел как лучше.

Однако зерно неприязни все-таки сохранилось в ее душе и, спустя годы, проросло. Вина за это, как считала Лиммена, целиком лежала на подлом родственнике. К тому времени Хаттейтин стал одним из помощников главного военачальника — кайнисом, вторым в воинской иерархии. Неизвестно, чем его привлекла, подкупила, переманила на свою сторону Гиллара в борьбе за влияние на царя, да только новоявленный кайнис не упускал возможности опорочить молодую царицу в глазах мужа и знати. На пару с Гилларой и другими сочувствующими он плел против нее интриги и подставлял при каждом удобном случае.

Зато, как только царь умер, Лиммена отомстила всем своим врагам. Кого-то она казнила, кого-то, как Гиллару, выслала из столицы. Хаттейтина же под разумным предлогом и с благодарностью отправила в отставку. Он, конечно, легко отделался, но царица не могла наказать его сильнее: слишком уж большим влиянием пользовался бывший кайнис, и на тот момент его смерть или ссылка грозила вызвать сильное недовольство в рядах знати. Потом же у нее появились другие заботы, а Хаттейтин никак себя не проявлял, и она просто забыла о незадачливом родственнике. Пока Ниррас о нем не напомнил.

Первый раз — года три назад, когда освободилась должность тысячника. Ниррас на правах военачальника предложил вернуть Хаттейтина в войско, утверждая, что терять опытного и сведущего в делах войны предводителя — неразумно.

«Он уже достаточно проучен, — сказал Ниррас, — и не повторит прежней глупости. А я смогу за ним присматривать».

Скрепя сердце, Лиммена согласилась, но при дворе новому тысячнику появляться запретила.

И вот, недавно советник вновь напомнил ей о родственнике. И Лиммене снова пришлось признать его правоту, ведь забота о благе государства стояла выше личных счетов.

— Хаттейтин однажды уже был кайнисом, — произнес военачальник. — И — забери меня тьма! — он был лучшим кайнисом, которого я знал! Как бы он нам пригодился в войне с Отерхейном! Он нужен нам, повелительница, очень нужен!

— Но я ему не доверяю.

— Я тоже. Однако недоброжелатели легко становятся верными слугами, когда им есть, что терять. И если у них есть мозги. А у Хаттейтина они есть. Эти интриги, эта Гиллара — все это происходило давно! Уверен, он уже много раз пожалел, что выбрал неправильную сторону. Так пусть теперь искупит былую вину, пусть послужит Илирину.

— А если предаст?

— Ему самому это невыгодно. Но если опасаешься, можно подстраховаться. Например, пригласить ко двору его сына, выделить ему здесь покои и дать должность. Какую-нибудь незначительную… ну, к примеру, пусть помогает главе дворцовой стражи следить за порядком.

— Ниррас, да ты что?! — возмутилась Лиммена. — Мало нам простить изменника, наградить его должностью, так еще и его сына привечать? И… кстати… какого такого сына? Насколько я помню, Боги наказали Хаттейтина, и оба его сына мертвы.

— Я говорю об Аххарите, Великая.

— Бастард?

— После смерти законных сыновей Хаттейтин назвал его наследником. И как мне донесли, он сильно, очень сильно к нему привязан.

— Ты предлагаешь сделать его заложником, так?

Ниррас кивнул.

— Но зачем давать ему должность?

— А к чему показывать Хаттейтину наше недоверие слишком явно? Тем более, Аххарит очень способный мальчик, к прегрешениям отца отношения не имеет, так пусть тоже принесет пользу, а не шатается по дворцу без дела. Думаю, в таких условиях Хаттейтин не отважится — да и не захочет, — предавать нас. Напротив, он всеми силами постарается доказать верность, ведь от этого будет зависеть и его будущее, и будущее его сына.

— Хорошо. Убедил, — сдалась Лиммена. — Пригласи бастарда ко мне. А Хаттейтина назначь кайнисом, но предупреди, чтобы при дворе не появлялся. Никогда. Не желаю его видеть.

И вот, теперь этот Аххарит стоял перед ней. Повел головой, откидывая за плечо волосы, сделал несколько шагов и порывисто опустился на одно колено. От резкого движения браслеты и серьги бастарда тонко звякнули, а волосы опять упали на лицо, и он снова их откинул.

— Великая, — проговорил и быстро поднялся.

— Аххарит… — процедила царица. — Добро пожаловать. Советник Ниррас тебя очень хвалил. Он был прав?

— Смотря в чем хвалил, Великая. В уборке полей я, например, как-то не очень, — он улыбнулся.

Поведение его казалось настолько непринужденным, что и царица, сама того не ожидая, немного расслабилась.

— Могу отправить тебя к крестьянам, они научат, — усмехнулась.

— Боюсь, это мне не поможет, я потрясающе бездарен! Не хотелось бы, чтобы Великая узнала — насколько.

Удивительно, но этот нахальный ублюдок начинал ей нравится. Хотя почему бы и нет? Ведь он не сам Хаттейтин, а всего лишь его сын. К тому же, ничем не напоминающий своего елейного, чрезмерно осторожного отца; даже внешностью они различались так сильно, словно и не родственники вовсе.

Но Лиммена не спешила проявлять благосклонность.

— Тогда расскажи, что ты умеешь лучше всего. Если умеешь.

— Лучше всего я умею убивать, — ответил Аххарит с пугающей серьезностью.

Лиммена успела заметить встревоженный взгляд Нирраса: видимо, советник не ожидал подобного ответа и не знал, как отреагирует на него царица.

— Ради золота? Или власти? — спросила она.

— Золота мне достаточно и так, убивать ради него скучно. А власть приносит больше проблем, чем удовольствия.

Увидев ее вопрошающий взгляд, Аххарит добавил:

— Ради того, чтобы показать врагам, что я лучше, чем они. А еще мне нравится восхищение в женских глазах и страх — в мужских. Увы, я понимаю — все это до ужаса тривиально.

— Не тривиальнее, чем борьба за власть и золото, — пробормотала несколько удивленная Лиммена, но следующую фразу произнесла твердо, намереваясь прервать смутивший ее разговор:

— Советник Ниррас проводит тебя в приготовленную комнату и объяснит твои новые обязанности.

Аххарит промолчал, только улыбнулся, сверкнув зубами, отвесил быстрый поклон и, в ожидании, уставился на советника. Тот, нахмурившись, досадливым жестом поманил бастарда за собой.

Царица какое-то время смотрела в закрывшуюся за ними дверь, потом поднялась, вздохнула и направилась в свои покои.