Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

Толпа охнула и отпрянула назад. Сначала повисло молчание, затем раздались недоверчивые возгласы, в которых на всякий случай люди избегали использовать угрозы или оскорбления.

— Чего это мы должны верить? — произнес старшина, однако неуверенно опустил вилы.

— Этот герб даже вам должен быть знаком, — одним движением Элимер выпустил наружу тяжелую цепь с гербовой подвеской.

Несколько мгновений толпа стояла в растерянности, потом послышались отдельные испуганные возгласы, вскоре подхваченные всеми — и люди рухнули на колени, не забыв, впрочем, отодвинуться подальше, чтобы не попасть, чего доброго, под горячую руку.

— Дикарку сюда, быстро!

Люди кинулись исполнять поручение, и скоро Элимер увидел исцарапанную и побитую айсадку, которую довольно грубо швырнули ему под ноги.

— Отойдите, — в голосе его прозвучала сталь, и селяне отпрянули от айсадки.

Избегая смотреть ему в глаза, Шейра попыталась подняться, но отчего-то ей это не удалось, и она упала снова. Элимер сошел с коня, склонился над девушкой и осторожно, пытаясь не причинить лишней боли истерзанному телу, приподнял ее.

— Обхвати меня за шею, — тихо произнес, но айсадка не отреагировала.

— Не время для нелепой гордости! Твоя глупость и так стоила времени мне и моим людям, — сказал он сквозь зубы и прибавил: — Как можно быть такой бестолковой?!

Шейра хмуро промолчала, но подчинилась.

Когда Элимер поднял дикарку с земли, на лицах сопровождающих его воинов мелькнула тень удивления, но кхан этого не заметил.

— Предоставьте лучший дом. И теплую воду, — обратился он к поселянам, и те уже собрались выполнить указание, когда Элимер почувствовал, как при его словах девушка в его руках заметно напряглась.

— Здесь не останусь, — прошептала она, пряча глаза. — Нет, пожалуйста. Лучше ползком к большим шатрам!

Элимер хотел прервать ее грубым: «Раньше надо было думать» — но не смог. Слишком уж испуганно и оттого доверчиво она прижималась к нему, словно боялась, что он вот-вот передумает и отдаст ее обратно этим людям. Грубость так и не слетела с губ. Вместо этого он с легкой усмешкой пробормотал:

— Шейра недовольна. Что ж…

И громко обратился к толпе:

— Отменяется!

Водрузив Шейру на коня, он сам вскочил сзади нее и, прежде чем уехать, приказал одному из воинов задержаться в деревне:

— Расспроси у них, что стряслось. И заплати, если выяснится, что дикарка и впрямь чего-то натворила.

Даже отвернувшись от поселян, Элимер почувствовал, как за его спиной они облегченно вздохнули.

Кхан пустил коня скорой рысью в направлении Инзара, воины двинулись следом, а серый, раскланявшись, в противоположную сторону. Хирм же, пока внимание деревенских жителей было приковано к правителю, успел улизнуть. На всякий случай, ведь он не мог знать, как отреагировали люди на появление Великого Кхана. Вдруг они связали это появление с его, Хирма, расспросами? И вдруг им это не понравилось?

— Возвращаемся в замок? — робко поинтересовалась Шейра, когда они проехали половину пути.

— Да. И я еще подумаю, как скоро ты сможешь из него выйти. Теперь-то, надеюсь, ты поняла, к чему может привести твоя глупость.

Он помолчал немного, потом тихо спросил:

— Надеюсь, они тебя не пытали?

— Они… нет… чуть-чуть…почти нет.

— Как это?

— Не сильно. Чуть-чуть. Били чуть-чуть, начали… но ты приехал. Не успели сильно.

Элимер почувствовал, как сердце сжалось от ее слов. И всепоглощающая, непривычная и противоестественная нежность завладела им — нежность к этому ребенку, к этой девочке, к этой женщине. И как-то расхотелось наказывать ее заключением в замке и передумалось ехать в Инзар.

Кхан усмехнулся собственным мыслям и сказал:

— Мы не поедем в столицу, айсадка. Не сейчас.

Он развернул лошадь, направив ее в сторону виднеющейся вдалеке лесной полосы. Там, на поляне, находился его охотничий домик. Вообще-то, он стоял там со времен бывшего кхана. Отец часто брал их с братом туда, когда уезжал охотиться, но сам Элимер избегал его посещать: слишком многое в нем напоминало о бесславных и не очень счастливых днях детства и юности.

Уже сгущались сумерки, когда лес вырос перед ними тесной угрюмой стеной. Он не походил на маленькие редкие рощи, во множестве разбросанные по землям Отерхейна. Нет, этот лес был обширной, непролазной чащей, в которой водилось дикое зверье и, как поговаривали, опасная нечисть. Деревья теснили друг друга, сплетались узловатыми ветвями и корнями, будто бы с неодобрением и смутной угрозой посматривали на людей, осмелившихся нарушить лесной покой: на коне по такой чащобе не проехать. Благо, айсадка весила не много, да и поляна, на которой стоял дом, находилась не очень далеко.

Элимер, не говоря ни слова, спрыгнул с коня и протянул Шейре руки. Она, в этот раз не противясь, послушно сползла вниз и позволила ему поднять себя на руки, обхватив, как и прежде, за шею. Своим воинам кхан приказал дожидаться его на опушке, коня оставил с ними, а сам двинулся вглубь леса. И, странное дело, пока Элимер шел по узкой, теряющейся в зарослях тропке, с этой девочкой в руках — такой тоненькой, такой теплой, такой сейчас беззащитной, — он ощутил подобие счастья.

Но путь закончился. Между стволами деревьев замаячил домик и небольшая пристройка к нему, в окнах которой горел тусклый, едва заметный огонек. То старик Еху, сторож, зажег лучину. Стоило Элимеру приблизиться, как он услышал громкий собачий лай, а следом торопливые старческие шаги. Еху поднял над головой фонарь, узнал своего кхана и рассыпался в радостных приветствиях.

— А я думаю, никак бродяги пожаловали. А это Великий Кхан! Бурый! — скомандовал он псу. — А ну, на место!

И, как ни в чем не бывало, продолжил веселую болтовню:

— Давненько ты не появлялся, про домик-то наш забыл. О, да у нас гостья! — воскликнул он, словно только что заметил девушку в руках у правителя. — Ну, да я чего-то все болтаю и болтаю, а ты, наверное, с дороги, устал. Ничего, — продолжая болтать, он открывал дверь в дом небольшим ключом. — Ничего, вот сейчас старый Еху огонь в камине разожжет, замерзли вы, должно быть, ночь-то на носу. Еды вот вам наготовлю…

Справившись с замком, Еху пропустил их внутрь.

— Тут уж, не обессудь, Кхан, видок так себе. Я, конечно, пыль-то протираю, слежу, как могу, да только ты редко бываешь здесь, вот и потускнело все, человеческого тепла-то дом и не помнит, уж и иясе [5] Иясе — в мифологиях тюркоязычных народов название духов, постоянно пребывающих в каком-либо месте. домашние, небось, разбежались все, некому стало дух дома хранить.

— Что ж ты, Еху, — с улыбкой, прервал Элимер болтовню старика, одновременно усаживая Шейру на разбросанные по полу шкуры, служащие постелью, — жил бы здесь, никто не запрещает. Здесь и просторней, и по ночам теплее, чем в твоей пристройке.