Софья Подольская - Жизнь навыворот

Серафима мотнула головой и сильно, до побелевших костяшек вцепилась в его рубашку.

– Послушай меня, пожалуйста.

Она поймала его взгляд серой, как штормовое небо, сетью.

– Глеб был помощником того, кто правит этим городом, этой землей. Того, кому служит Гаяне, и Макс, и Захар, и я с Игорем. Этот, – она замешкалась, подбирая правильное слово, – король позволил тебе остаться и жить здесь. Его слово – закон, а Глеб нарушил закон. Предал своего короля. Это очень серьезно. Очень. И Глеба накажут. Думаю, нет, уверена, он умрет. А я буду молчать о том, что произошло в лесу. Теперь это дело короля, понимаешь?

– Хорошо. Я не буду убивать Глеб, – эти слова подарили ей покой. И легкую, как крыло чайки, улыбку. Человек принадлежит этому миру, справедливо будет оставить право суда его королю. Но там был не только человек. – Я буду убивать фомор.

Аргит успел его оценить. Молодой, быстрый. И явный недостаток опыта в бою заменяет силой и яростью. Это будет хороший поединок. Жаль недолгий.

Он уже представил, как заберет его жизнь, когда услышал:

– Этот фомор нас спас.

В ее глазах не было смеха. И правый уголок губ не приподнимался, намекая на шутку. Но то, что она говорит, невозможно.

Эта вражда тянулась дольше, чем он жил. Когда Балор Злой глаз убил короля Нуаду, отец Аргита был еще младенцем. Фоморы всегда предавали потомков Дану. Она ошиблась.

– Нет.

– Да. Он позвал Гаяне. А Гаяне привезла нас в больницу. Он точно спас мою жизнь. И, думаю, твою тоже.

– Я должен мой жизнь и жизнь Има фомор?

Произнести это было так же сложно, как уступить победу в бою.

– Я не знаю, как ты, но я ему точно должна.

В голову пришли слова, которые часто говорила она, и никогда Игорь. Но сейчас эти слова казались единственно правильными.

Серафима скоро заснула, обхватив его, как часто обнимала подушку. Аргит же до первого робкого луча зимнего солнца думал, как жить воину Туата де Дананн, который не сдержал данную клятву, заработал долг жизни перед фомором и понял, что доверчиво прижимающаяся к нему человеческая женщина прекраснее, чем златокосая дочь короля.

Их продержали в больнице четыре дня.

Аргита в хирургии, Серафиму в кардиологии: заведующая потребовала или соблюдать режим, или писать отказ – терпеть бардак у себя в отделении она не собиралась. Задушив невероятным усилием порыв взбрыкнуть и подмахнуть-таки бумагу, Серафима пожала плечами и переехала четвертой пациенткой в четырехместную же палату.

К вечеру она чувствовала себя почти звездой.

Началось все с Темы, день которого не задался прямо с раннего утра. Он проспал, пятнадцать минут таскался хвостом за вредничавшим и оттого перебиравшим кусты с придирчивостью ландшафтного дизайнера Айном, а по возвращении в квартире Серафимы дипломированного хирурга поджидал косматый мужичок в лазурной косоворотке, спортивных штанах с тремя белыми полосками и детских малиновых уггах.

– Вот, – пробасил он, указывая на материализовавшуюся в коридоре спортивную сумку, – я тут, значицца, собрал хозяйке и этому белобрысому. Отвези и передай, чтоб не тревожилась, за домом пригляжу. И дохтуров чтоб слушалась, а то знаю я ее.

Настигнутый, наконец, сказочной реальностью Артем Даманский застыл анатомическим пособием. Савелий поцокал, забрал у ошалевшего мужчины поводок и деловито бросив: «Иди давай, я оглоеда этого помою и накормлю,» – потащил Айна в ванную.

Тема отлип по сигналу будильника – он всегда ставил его на за десять минут до выхода. Приоткрыв дверь и убедившись, что странный мужик никуда не делся, а, наоборот щедро попивает из душа меланхолично сопящего пса, Тема поднял сумку и поехал в клинику с намерением после обхода припереть Серафиму к стенке и нежно – кардиология все же – расспросить, че за хрень тут у нее творится.

В палату он вплыл, сияя профессиональной улыбкой, от которой млели все пациентки младше шестидесяти, вручил отчаянно зевающей Серафиме передачу и, заговорщицки поигрывая бровями, попросил уделить десять минут. Через полчаса она вернулась растрепанная, с довольной улыбкой и понятным каждой женщине блеском в глазах: Аргита как \/IР-пациента поместили в отдельную палату. Нет, ничего такого, но целоваться же никто не запрещал.

В обед после зачета приехал, как всегда, элегантный Игорь. С цветами. На этот раз Серафима отсутствовала почти час – нужно же было провести к Аргиту, рассказать, что произошло, ну и потом еще задержаться. На чуть- чуть.

Когда она вошла в палату, на лицах соседок читался уже явный интерес.

Который после визита Захара переродился в выражение странное, до сих пор Серафимой в свой адрес не виденное. Захар, правда, явился без цветов, зато с килограммом мандаринов, шоколадом и трогательной заботой, сияющей на мужественном лице. Когда Серафима в очередной раз покидала палату – предъявить живого и невредимого Аргита – она, казалось, слышала тихий стук падающих на больничный пол челюстей.

После ее возвращение дамы держались час. Переписываясь в мессенджере одновременно с Аргитом и Дашей, Серафима чувствовала их пристальные, как рентгеновское излучение, взгляды.

– Серафима, – наконец не выдержала соседка напротив, самая молодая на вид, с несколько неаккуратно подкачанной верхней губой.

– Да? – она подняла взгляд от экрана.

– А… К тебе приходили, ну, мы с девочками поспорили… Который из них твой?

Повисшую паузу можно было резать формочкой на сахарные сердечки. Думала Серафима недолго.

– Да, все, пожалуй, – небрежно пожала плечами она, делая в памяти заметку, не тащить в палату Аргита. Кардиология все же.

В больнице Серафима выспалась. Наелась мандарин, прочитала два сопливых романа, немного отлежала себе копчик и соскучилась по Айну.

Хотелось домой. И на работу, пусть Влад и пообещал ей серьезный разговор. А Гаяне даже устроила, правда, по телефону. Головомойку Серафима приняла с таким смирением, что старший инспектор два раза уточняла, все ли с ней действительно в порядке.

По свежим сплетням из Восьмого, Зоя внезапно ушла на больничный. В центре поговаривали: у нее нервный срыв из-за открывшейся измены Глеба. Захар на вопросы о работе слал задолбавшиеся смайлики и смешные картинки, а спрашивать напрямую о Глебе Серафима опасалась.

К вечеру третьего дня, сложив все кусочки головоломки, она догадалась, для чего бывшему, это уж наверняка начальнику Первого отдела понадобился разящий без промаха меч Нуаду. Минуту Серафима пялилась в окно, пытаясь нащупать в кармане кофты привычную пачку. А когда вспомнила, где она, и, глазное, где сигареты, сползла с койки и потопала в хирургию.

Стресс снимать.

Устроившись за спиной у читающего вслух Аргита, Серафима сооружала ему подсмотренную в Интернете эльфийскую прическу и между делом поправляла ошибки, пока в палату не влетел Макс. Глаза дипломатической службы был бодр и жизнерадостен, как воздушный шар ко дню рождения.