Коллектив авторов - Узел вечности

— Мог бы и предупредить! — раздраженно бросил Горец, отряхиваясь.

— Зачем, Маклауд, чем эта вода хуже той, которой ты мылся?

— Ну знаешь…

— Ладно, ладно, я просто не успел сказать.

Мак прислонился к стене, с другой стороны от входа во двор. Пес вдруг отвернулся от луны и сморщил морду, показывая обломанные зубы.

— Phe!

Пятясь задом собака исчезла в глубине двора.

— Дрессируешь?

— Животные понимают меня с полуслова, Маклауд. Это дар.

— Ну да, конечно. Митос…

— М-м-м?

— Так какие у нас планы?

Митос оторвался от созерцания своих рук и засунул их в карманы. Сейчас, в профиль, он походил на большую птицу, взъерошенную и усталую, которой очень хочется укрыться на чердаке рядом с теплой трубой, но она почему-то продолжает сидеть на голой ветке и ветер треплет ее перья, пробирая до костей.

— Отсюда есть три пути. Прямая дорога на Янгпачен займет три-четыре дня, в зависимости от погоды. Придется поскакать по камням, но зато там есть масса мест, где можно спрятаться, что является несомненным достоинством. Можно пойти так, как ходят караваны, то есть через долины, идти легче, но и дольше в два раза, там высокий снежный перевал, и, если что, свернуть будет некуда.

— А третий?

— Обратно, мимо Тритен Норбуце к озеру Нам-цо. Согласно твоему путеводителю — минимум десять дней, чтобы добраться до дороги, по которой ходят грузовики. Самый длинный путь, но и самый безопасный.

— И к какому из них ты склоняешься?

— Предпочитаю принимать решения на свежую голову.

— Тогда что ты делаешь здесь? По-твоему, голова будет более свежей, если поспать стоя в луже, как мул?

Митос скорчил оскорбленную мину, но ничего не ответил и с места не сдвинулся.

Бескрайняя голубая равнина расстилалась перед ними, притягивая как магнитом. Сделай шаг и уже не сможешь остановиться, будешь идти, пока не упадешь, пока тьма не поглотит тебя, и грязь не затянет следы твоих ног.

Маклауд поймал себя на том, что борется с желанием сделать этот шаг.

— Путешествие Миларепы?

Митос кивнул и, отковыряв от стены кусочек глины, стал вертеть его между пальцев.

— Ты ведь тоже это чувствуешь, Мак?

— Что?

— Что мы меняемся. Не может быть, чтоб не чувствовал.

— Ну, тебя я в последнее время вообще не узнаю. Что касается меня, не знаю, может быть. Да, пожалуй, я ощущаю себя немного странно. Но это трудно объяснить. Я делаю то, чего бы никогда не сделал раньше или сделал бы не так. Я столько всего повидал, но здесь как будто все впервые, как будто узнаешь мир заново.

— Это всегда так.

— Что значит всегда?

— Ты же испытал на себе горную болезнь? Если резко подниматься, начинает кружиться и болеть голова, сердце колотиться, обостряются все чувства, не дай бог тебе когда-нибудь услышать Зов на высоком перевале — голова разорвется. Но стоит спуститься, все проходит, как и не было. Или можно задержаться и привыкнуть. Тибет — это один большой перевал, Маклауд, и мы сейчас на самой вершине. Здесь все может быть, и многое возможно, что недоступно на уровне моря. Ты бы вряд ли вернулся, после того, что я тебе рассказал, будь мы в Париже или Сикуовере. Просто не догадался бы.

— Но я же объяснил, что случайно увидел в путеводителе…

— Дай руку.

Маклауд подчинился. Митос сделал шаг вперед и крепко прижал его ладонь к своей груди.

— Слушай!

Сначала Мак ничего не чувствовал, кроме биения сердца, но оно постепенно становилось все громче и громче, начало отдаваться в голове, потом окружающий мир начал подрагивать в унисон, луна сдвинулась с места и запрыгала по небу неровными скачками, звезды заметались как мухи.

— Kerang gi ming la karey zer gi yo?

— Ngai ming-la Дункан Маклауд.

— Sang-nyоn nga-tsho Yang-pa la dro-gi yin?

— Sa-cha di nang-la nga la lag-khyer gu re-hu.

Страх.

Митос вдруг резко отстранился. Едва приоткрывшаяся дверь захлопнулась. Луна и звезды заняли свое привычное место и больше не двигались.

Дункан отступил назад и врезался затылком в стену.

— Что это такое?

— Это наглядная демонстрация того, о чем я тебе говорил, а ты как обычно не слушал или не хотел слушать. Нашей связи. Ты ведь не знаешь тибетского, правда?

— Нет. Что смешного, Митос?

— Да так, ничего, ты хоть помнишь, что сказал?

— В общих чертах. Ты спросил, кто я, потом, какую дорогу выбрать завтра. Я ответил, что лучше идти до Янгпачен коротким путем. О, черт! Как ты это сделал?

— Не я, а мы. Но это скоро пройдет…

— Почему?

— Привыкание, адаптация. Особенно сильно это ощущается, если приезжаешь ненадолго. Те бессмертные, которые находятся здесь постоянно, даже зов слышат слабее, будто с помехами. Первые несколько дней живешь, как будто со снятой кожей и с трудом веришь, что ты, это ты.

— А смертные тоже чувствуют что-то подобное?

— Да, вероятно, но не так остро. Тибет может просто не принять, бывает люди уезжают на следующий же день, так и не поняв, в чем причина дискомфорта.

Маклауд опустил голову. То, что он почувствовал в конце, до того, как связь прервалась. Страх. Митос боялся настолько, что не смог этого сдержать. Боялся… его.

— Зачем ты ездишь в Тибет, если знаешь, что вся твоя стратегия выживания летит здесь к черту?

Митос опять прислонился к ограде, перекатывая пальцами глиняный камешек, как фокусник шарик. Лунный свет очерчивал его руки, тонкая белая линия постоянно ломалась, повторяя движение кисти. Потом он раскрыл ладонь и поднял ее на уровень глаз. Осколок отбрасывал короткую синюю тень.

— Как ты думаешь, Мак, что это?

— Ничего, мусор.

Митос усмехнулся, и сжал кулак. Потом осторожно вставил выпавший кусочек на то же место, откуда его вытащил.

— Посмотри на эти стены, Дункан, на этих людей. Можешь поверить мне на слово, полторы тысячи лет назад все было так же. Ничего не изменилось. Я видел, как строился Йоханг, и он стоит до сих пор, как и монастыри, как Потала, как Гьянце Дзонг. Что бы ты почувствовал, если бы вернулся в Гленфиннан и увидел, что там все так же, как четыреста лет назад? Что люди носят ту же одежду, что и во времена твоей юности? Говорят на том же наречии? Цивилизации рождаются и умирают, но здесь есть хотя бы иллюзия вечности. Что еще способно оставаться живым в течение нескольких тысяч лет, практически не меняясь?

— Мы…

Митос кивнул и улыбнулся.

— Тибет, это бессмертие, Мак, он такой же. Мы передаем друг другу свою энергию, тибетцы верят в реинкарнацию. Это единственное место на земле, где я чувствую себя молодым… А молодости свойственно безрассудство. Ты идешь спать?