Коллектив авторов - Узел вечности

С каждым днем Дункан все меньше и меньше узнавал Старика. Он и раньше знал, насколько тот эмоционален, но то, что наблюдалось сейчас, походило на прорыв плотины. Одна за другой начали распахиваться запертые до этого двери. Он смеялся до слез, над рассказами Вангду, дурачился, как мальчишка, устраивая розыгрыши, на которые Маклауд неизменно попадался, забирался на каждую, гору, где было хоть что-то интересное, развалины или чортен. Теперь он скорее напоминал ему Фитца, с его неуемной энергией и жаждой жизни. Мак даже радовался, что они были лишены женского общества, потому что в красках представлял себе последствия. Причем имел в виду не себя. Казалось, что только сейчас Митос начал жить по настоящему, не оглядываясь каждую секунду через плечо. Он без труда заразил своим настроением смешливого от природы тибетца, а потом и самого шотландца. Когда Дункан выбрался из ледяного озера, куда Митос столкнул его, незаметно подкравшись сзади, он испытывал лишь радость, яркую, как солнечный свет, заливавший все вокруг, и уж отыгрался на обидчике сполна. Наплевав на Вангду, и к его вящей радости, он достал катану и, заставив Старика вытащить меч, минут десять гонял его, пока тот не запросил пощады, отплатив и за купание, и за розыгрыши, и за шуточку во время представления.

Похоже, теперь это не было маской. Но кое-что осталось неизменным, Митосу было абсолютно плевать на остальной мир, пока этот мир не вторгался в его жизнь. И он категорически не хотел обсуждать ничего, касающееся генерала и перспектив на будущее. Когда Маклауд начинал говорить об этом, Митос делал вид, что не слышит. Только один раз, когда Горец уж слишком настойчиво пытался выяснить, что он собирается делать с нависшей угрозой Старик, наконец, снизошел до разговора. То, что он сказал, Мака поразило. Он не только не собирался бегать и прятаться, но и, похоже, сам был бы не против встретиться с Тан Куансеном в поединке. И при этом не выказывал ни злобы, ни ненависти.

— Ты что, его защищаешь? — удивлялся Маклауд. — он не только пол жизни положил, чтобы найти тебя и уничтожить, но еще и убивал невиновных!

— Он такой же, как ты, Мак. Был таким же. Тоже пытался делить людей на плохих и хороших, вечно лез в неприятности и никогда меня не слушал, если бы…

— Я бы не стал тратить века на месть, я…

— Да? А скажи, если бы то твое видение оказалось правдой, но я бы сбежал, убив Ричи, ты не попытался бы найти меня и отомстить даже через несколько веков?

— Но ты был злом, тебя нужно было остановить! Это не месть, это профилактика!

— Тан Куансен считает также. Чью бы сторону ты принял, будь он женщиной? — добавил Митос так тихо, что Дункан с трудом услышал.

Вопрос застал его врасплох. Мак представил себе растрепанную девушку, с залитым слезами лицом, шепчущую ему на ухо историю о том, как человек, которого она считала другом, убил ее возлюбленного, и почувствовал, как лицо начинает гореть. Но генерал не был невинной жертвой, его поступки не сделали бы чести ни женщине, ни мужчине.

— Он уничтожил твоих близких из мести. Кто бы это не сделал, оправдать такое нельзя, — твердо сказал Маклауд. — Почему, он все еще охотится за тобой?

Митос долго молчал, крутя в руках веревочный пояс чубы.

— Он понял разницу.

— Какую?

— Сюмэй. Она значила для него гораздо больше.

— Ты… не любил свою жену?

— Она была частью жизни, которая мне нравилась, частью… этого, — Старик сделал широкий жест рукой, — но не так, как… Алекса. Видимо, Тан Куансен считает, что отомстил недостаточно.

— Месть бессмысленна, — проговорил Маклауд, покачав головой, — почему люди этого не понимают?

— Однако ты не отказал в этой слабости Галати, — отозвался Митос, вскинув глаза. — Ты прощаешь своим друзьям все, да, Мак? Некоторым из них. Особенно посмертно, — и сцепив руки за спиной, он отправился догонять ушедшего вперед тибетца.

Больше эта тема не поднималась.

Дункан поднял выброшенную Митосом коробочку из-под рукописи и бережно положил ее в карман.

В этот день им пришлось еще раз столкнуться со смертью. Ближе к вечеру они устроили привал, чтобы отдохнуть и перекусить. Вангду, верный своим привычкам, толок ячмень для цампы, Маклауд, вытащив последний пакет с сухой лапшой, залил ее кипятком и уже минут двадцать ждал, когда она, наконец, размокнет, Митос извлек откуда-то плитку шоколада и теперь ел, отламывая по маленькому кусочку и явно наслаждаясь процессом. Як, освобожденный от части поклажи, тут же удалился в поисках более сочной растительности. К ночи они должны были достигнуть монастыря Ретинг, где Вангду собирался их покинуть, чтобы вернуться назад в И-Чхудогьянг. За день вся компания основательно вымоталась, так как шли практически не останавливаясь и теперь, вытянув уставшие ноги, с удовольствием предавались блаженному ничегонеделанью. Лучше всех устроился Митос, развалившийся со своим шоколадом на спальнике, подложив под голову три свернутых одеяла. Глядя на эту картину, Маклауд мрачно принялся за еду, удивляясь, как некоторые умудряются устроиться с комфортом даже в самых некомфортных условиях. Чтобы созерцание шоколада не мешало есть лапшу, он перевел взгляд на окрестные холмы. По одному из склонов поднималась вереница людей, впереди которой шел монах, замыкающие несли нечто большое, завернутое в ткань. Вид процессии не оставлял сомнений в ее значении.

— А, небесное погребение, — подал голос Митос, отправляя в рот кусок шоколада.

— Так это до сих пор практикуется?

— Конечно, никто не будет утруждать себя рытьем могилы в камне. Видимо, усопший был не из бедных, раз его просто не выкинули в реку, — еще кусок шоколада. — Очень практичный вид похорон.

— Да уж, разрубить тело на куски и скормить птицам — просто верх практичности, еще скажи, что забота о дикой природе.

— А что такого? Тело для них, лишь оболочка, ты же не хранишь фантики от конфет, — Старик с хрустом смял обертку и кинул в костер.

— А если погибнет бессмертный, его тоже…?

— Нет. Похороны только на четвертый день, он несколько раз успеет воскреснуть. Некоторые возвращаются, когда монах читает молитвы из книги мертвых. Это длится сутки. Приходится выслушивать про все сорок девять уровней бардо и ждать, когда он, наконец, уйдет и…

— Что, неприятный опыт?

Митос поджал губы. Потом вдруг замер, уставившись в одну точку и не донеся последний кусок шоколада до рта.

— Сорок девять уровней бардо, — пробормотал он себе под нос. — Нет, это невозможно…

Маклауд так и не узнал, что имелось в виду.