Коллектив авторов - Узел вечности

— Фигляр!

— Святоша!

Маклауд скрипнул зубами и поднял катану. Рука болела. Сломанное запястье только начало заживать.

— У тебя бы не было шансов в зале.

— Может быть, но мы не в зале. Так… — Митос опустил меч на землю и потер руки, — что бы такое припомнить?

Мак возвел глаза к небу.

— Если мне все равно не отвертеться, то расскажи, каким образом ты влез в историю с побегом Далай-ламы.

— А, отлично, как раз хватит до вечера. И давай сюда мои фрукты!

— Боже, за что мне это… — обреченно вздохнул шотландец, запуская руку в рюкзак, — на, подавись.

— Как грубо, Маклауд! Ты сам напросился! Кстати, попробуй как-нибудь.

— Что?

— Не поспать несколько ночей, очень обостряет восприятие.

Вопреки ожиданию история Мака захватила. Но слушать о сотнях разрушенных деревень и монастырей было неприятно, посещение Ра-Ме было еще свежо в памяти.

Хампы отчаянно сопротивлялись вторжению, и китайцы мстили, уничтожая мирных жителей, монахов и лам, стирая с лица земли деревни и монастыри. Объявили Будду реакционером. Тибетское правительство не могло ничего сделать. Лхаса заполнилась беженцами — за счет хампов, их семей и кочевников население столицы увеличилось в несколько раз. Китайцы пытались давить на Далай-ламу, заставляя посылать войска, чтобы утихомирить свой же народ. Но после того как почти вся немногочисленная армия перешла на сторону хампов, от идеи отказались. Напряжение в Лхасе нарастало, достаточно было одной искры, чтобы все взорвалось. Когда Тан Куансен пригласил Далай-ламу посетить театрализованное представление в китайском лагере без традиционного сопровождения. Эта новость разнеслась по городу с поразительно быстротой и вызвала подозрение, что того хотят похитить. На улицу вышли толпы людей и окружили Норбулингку, с целью не пустить духовного лидера к китайцам. Далай-лама оказался между двух огней. С одной стороны китайцы принуждали его прийти, с другой, жители Лхасы делали все, чтобы этого не случилось. Горячие головы предлагали идти громить лагерь, китайцы обвиняли тибетское правительство в подстрекательстве. Толпа начала бушевать. Под горячую руку попали несколько высокопоставленных тибетцев, которых в темноте приняли за китайцев из-за одежды, когда они пробирались в Норбулингку, и забросали камнями.

— Погоди, — прервал Старика Маклауд, — а какое отношение ты имел ко всему этому?

— Чунг. Он тоже был в Норбулингке, и моя жена была близкой родственницей премьер министра Тсаронга, который обязан находиться в летней резиденции…

Тан Куансену был дан приказ стрелять по Норбулингке из орудий. Он сделал только два выстрела. Но было ясно, что на этом не закончится. Следующей целью станут люди. Кризис достиг апогея, каждую минуту мог начаться хаос.

— Неужели совсем ничего нельзя было сделать?

— Увы, Мак, они уже стали стягивать к Лхасе войска и артиллерию. Сказали, что разбомбят резиденцию, вместе с Далай-ламой. Правда, ему посоветовали укрыться в храме, пообещав, что постараются в него не попасть, если повезет, — Митос невесело усмехнулся. — к счастью в Норбулингке была телефонная связь, и удалось поговорить с Чунгом. Он сказал, что Далай-лама с семьей и несколькими приближенными собирается бежать, и они планируют выйти через задние ворота. Там не было толпы, но постоянно находился китайский патруль, который нужно было куда-то увести, иначе бы все рухнуло.

— И что?

— Это было несложно. Слишком много хампов для спокойствия. Пришлось организовать небольшой шум. Никого, конечно, не поймали, но патруль от ворот ушел. Так что все прошло хорошо. Но Чунг отказался уходить, сказал будет пока поддерживать видимость пребывания Далай-ламы в Норбулингке. Попросил меня проводить их хотя бы до Песчаного перевала. Это вполне совпадало с моими планами убраться подальше от генерала, тем более что в случае удачи, в Тибете он бы вряд ли задержался. Потом мы переправились через Цанг-по и чуть не попались. Там как раз проходила дорога, по которой китайцы везли в Лхасу артиллерию и перегоняли войска. Когда стоишь в свете фар пяти грузовиков, ощущаешь себя актером на сцене. Думаю, им понравился спектакль. Меня приняли за одного из воинствующих хампов и просто пристрелили.

Пока они возились со мной, остальные ушли. Через час я их нагнал. Никто даже не понял, что произошло. Ну, а дальше ты знаешь. Тан Куансен получил выговор, но даже не столько за Далай-ламу — это было позже, сколько за отказ стрелять. После тех выстрелов, которые разрушили главные ворота и ранили несколько человек. Кажется, они еще разбомбили медицинскую школу. Ну, а о том, что он отстранен, Норбулингка разрушена и почти все, кто там был, погибли, мы узнали уже на границе с Индией. Они начали обстрел до того, как поняли, что Далай-ламы нет в Лхасе. Чунг тоже не выжил. Но в хаосе, никто не стал разбираться, так что ему удалось незаметно ускользнуть. А потом я получил от него письмо… о том, что произошло… Я не знал, почему генерал связал побег с моим присутствием в Лхасе, только потом выяснилось, что кто-то из тех, кто стрелял, все-таки заподозрил во мне иностранца и доложил Тан Куансену. И они прочесали местность утром следующего дня, когда я уже был в полусотне километров оттуда, конечно ничего не нашли, но генерал сделал выводы.

Китайцы продолжали стрелять в толпу, вооруженную палками и ножами, погибли тысячи. Западное крыло Поталы было почти разрушено, одна из медицинских школ, деревня Шол, казармы тибетской армии, горели дома в самом городе. Сильно пострадал монастырь Сера и другие монастыри в округе, по ним стреляли прямой наводкой. От Норбулингки остались только дымящиеся развалины, полные трупов.

Митос говорил еще долго, но Мак постепенно стал терять нить повествования, у него перед глазами стояла другая война, другие развалины, сотни и тысячи его убитых собратьев. Такая же бессмысленная бойня. Прошли века, ничего не изменилось, и вряд ли когда-нибудь изменится. Горец вздохнул и попытался снова вникнуть в рассказ. Но обнаружил, что не может, потому что не понимает ни слова. Он с недоумением взглянул на Митоса, тот шел и болтал как ни в чем ни бывало. Но язык был Маклауду абсолютно незнаком. Резкий и грубый, он резал слух, изменился, казалось, даже голос Старика, став гораздо ниже.

Мак остановился. Митос, пройдя вперед на несколько шагов, обернулся и вопросительно поднял брови.

— Что ты сказал? — переспросил шотландец.

— Рассказывал про песчаный перевал, а что? Ты, разве, не слушал?

— Нет, на каком языке ты сейчас говорил?

— То есть, как на каком? Ты что, разучился понимать английский? Может мне на тибетский перейти или на суахили?

— Митос, это был не английский. Что такое… — и Маклауд попытался воспроизвести последнюю услышанную фразу.