Коллектив авторов - Узел вечности

Вероятно, после того, как он вытащит кинжал, ждать придется довольно долго, Митос был мертв много часов, кроме того, Маклауд подозревал, что последним ударом сломал ему шею. Ему подумалось, что, может быть, следует отложить все до утра, так как уже спустились сумерки, но желание получить ответы здесь и сейчас, было слишком сильно, чтобы тянуть дольше. Когда Мак взялся за рукоятку, головная боль неожиданно сильно напомнила о себе, мир на секунду утратил четкость, и ему пришлось зажмуриться. Не открывая глаз, он выдернул кинжал и положил рядом с собой на траву. Потом сел на землю и прижал пальцы к вискам, еще раз нехорошим словом помянув высокогорье.

Боль отступила так же неожиданно, как и нахлынула. Дункан открыл глаза и тут же снова закрыл, ослепленный ярким полуденным солнцем. Потряс головой и на этот раз осторожно приподнял веки. Картина не изменилась. Он огляделся вокруг, искренне надеясь, что это не очередное наваждение. Но все было более чем реально. Трава, голубое небо, Тза-Тза на пригорке невдалеке. День. Мак почувствовал покалывание в боку и понял, что кинжал все еще находится у него за поясом, там, куда он и заткнул его, перед началом поединка Митоса с Тан Куансеном. Он вынул оружие и недоуменно воззрился на чистое лезвие. Ничего, ни пятнышка. Дункан перевел взгляд на Митоса. Его глаза были полуоткрыты и лишены всякого выражения, лицо залито кровью. В том, что он действительно мертв, Мак еще раз убедился после безуспешной попытки нащупать пульс. Ярко-оранжевая рубашка Старейшего тоже была вся в крови, что говорило о наличие еще не закрывшейся раны, но никаких отверстий в ней не было. Чертовщина. Другого слова Маклауд подобрать не мог. Он потрогал собственный бок, там, где его раскроил меч. Его рубашка также осталась целой, однако пальцы все еще ощущали небольшой шрам на коже. Этого просто не могло быть. Или могло? И даже было. Да, было, на перевале Каро-ла, у бонского монастыря. Тонкая полоска у Митоса на шее и неповрежденный ворот свитера. Иллюзия. Это все ИЛЛЮЗИЯ! И нападение, и ужаснувший его монолог Старейшего, и их поединок. Все. Значит, у него получилось, просто он этого не понял. Вероятно оттого, что в И-Чхудогьянг, когда Митос контролировал поток выдаваемой информации, Дункан мог четко определить начало и конец «передачи». Здесь же все произошло стихийно. Он побывал в сознании Старика, даже не догадываясь об этом.

Рассказывая о своем видении у Тритен Норбуце, Митос тоже упоминал о странном чувстве, заставившем его обернуться в последний момент, о неожиданном нападении сзади. Все сходилось. «Человека можно заставить воскресить собственные страхи. И они материализуются и убивают», припомнился Горцу разговор там же, у разрушенного монастыря. Митос боялся его, одержимого темной передачей. Его же страх… Не сознавая этого, он постоянно ждал от Старейшего подвоха или обмана. Боялся, что его темная сторона снова даст о себе знать, боялся очередного предательства. И получил все это. Мак почувствовал, как кровь отлила у него от лица. Он чуть было не убил друга, поверив тому, что ему услужливо подкинуло собственное подсознание… Как тогда… с Ричи. Но теперь демон был в нем самом. Как бы он жил, зная, что снова стал убийцей близкого человека? Что сказал бы Чунгу, как объяснил Джо?

Дункан застонал. Он не достоин называться ничьим другом, он угроза существованию тех, кто рискует к нему приближаться. Митос знал, что это нереально, и не мог предположить, что Маклауд, которого он видит там, ментальная проекция живого человека, а не плод его воображения, и он может нанести ему вред.

Через пару секунд резкий вдох возвестил о возвращении Митоса в мир живых. Шотландец торопливо убрал его меч подальше, так как подозревал, что это будет первое, за что он схватится, увидев перед собой лицо своего несостоявшегося убийцы. Но Старик окинул его мутным взглядом, что-то невнятно пробормотал, повернулся на бок и, подложив руку под голову, снова заснул. Еще через пол часа, в течение которых тишину нарушали только шорох травы и гул дороги, Маклауд окончательно уверился, что больше не услышит звука, которого так боялся. Это могло означать только одно — первое испытание пройдено и каким-то образом он этому поспособствовал. Но как насчет остальных сорока восьми? Сорока восьми? — Дункан резко вскочил на ноги, — «Xianzai yao» «Только одно», а не «один»! Он понял не совсем верно. Если генерал имел в виду именно это, значит, все закончилось? Но, в таком случае, китаец знал и о способе, которым может быть пройден первый из уровней Бардо. И… о связи. Откуда? Вряд ли это сейчас имело значение. Все закончилось. Теперь он был в этом уверен, так как, в противном случае, фраза, сказанная Тан Куансеном, не имела бы никакого смысла.

Митос пошевелился во сне, и, захватив рукой большой пучок травы, накрыл им лицо. Маклауд почувствовал, как его губы начинают непроизвольно растягиваться в широкую, глупую улыбку и ничего не мог с этим поделать. Он уже едва сдерживался, чтобы не расхохотаться в голос. С плеч рухнула многотонная каменная глыба. ВСЕ ЗАКОНЧИЛОСЬ! Кажется, они оба выкрутились и это можно считать чистым везением, потому что шотландец на самом деле понятия не имел, что делал. Он какое-то время колебался, стоит ли сказать Митосу сейчас или пусть сначала отоспится? Остановился на втором, так как будить человека, не спавшего больше недели, занятие неблагодарное и даже опасное, учитывая, что этот человек Старейший. К тому же он чувствовал, что ему самому требуется отдых. Мак растянулся на траве, заложив руки за голову, и стал смотреть на плывущие по небу облака. И не заметил, как уснул.

Весеннее утро в Лхасе. Многочисленные лавочки на площади Бархор только-только открылись, но толпы людей уже заполнили узкие улочки старого города. Здесь торговали всем от инкрустированных черепов яков и молельных флагов, до ковров и пестрой национальной одежды. Небольшая часть столицы Тибета сумела избежать веяний современного мира. Пилигримы из Хам, Амдо и других отдаленных провинций медленно двигались по часовой стрелке вокруг древнего храма Йоханг, крутя ручные мельницы. Дети, одетые в обноски как участники бродвейского мюзикла «Оливер Твист» хватали за ноги туристов, выпрашивая фотографию Далай Ламы и мелкие монеты. Монахи сидели в ряд на тротуаре, скрестив ноги и, бормоча мантры, позвякивали медными мисками для подаяния, призывая иностранцев к щедрости. Жизнь кипела в тибетской части города с раннего утра и до позднего вечера, в отличие от современной китайской, которая оживала лишь на пару часов, когда служащие шли на работу и обратно.

Это был пятый из шести дней, которые Дункан Маклауд намеревался провести в Лхасе. И он не задался с утра. Шотландец сидел на ступенях Йоханга, переводя мрачный взгляд с наручных часов на паломников, простирающихся ниц перед входом в храм. Митос опаздывал почти на час. На пятнадцатой минуте Дункан почувствовал легкое раздражение, на тридцатой уже основательно разозлился на человека, который сам назначает встречу и не является вовремя, на сорок пятой начал подозревать, что Старик опять нашел неприятности на свою голову. Он поднялся и стал ходить взад вперед, недоумевая, что еще могло случиться.