Мария Токарева - Голод Рехи

— Вот где они были все это время? Все… — Ларт задохнулся словом, размахиваясь мечом. Клинок резко отсек голову крупной твари, пока Рехи отвлекал ее внимание на себя. Какое-то время еще дергались кривые лапы и ожесточенно щелкали челюсти, точно намереваясь добраться до тела и прирасти обратно.

— Что плохо в этих уродах: — заметил Ларт, давя сапогом мелкого, но строптивого врага, — потери среди своих ничуть их не деморализуют.

«Опять он со своими мудреными словами. И совсем не к месту!» — подумал Рехи, совершая стремительный выпад. Так он привык сражаться с детства. Костяной клинок предполагал большей частью не рубящие, а колющие удары. Из-за этого приходилось действовать наверняка. В этот раз удалось вонзить острие прямо в глаз полезшего на валун ящера. Ларт же довершил дело заточенной сталью. Им бы два настоящих меча, но Рехи вновь вернулся к истокам, будто зачерпнул из памяти горький сок тех времен, когда в их стае потери никого не «деморализовали», как и ящеров. Когда все стало иначе? Когда-то… Но лучше так? Лучше. Рехи теперь знал, как больно терять товарищей. И страх этой боли научил сражаться с удвоенной яростью, окрылил, чтобы перелетать через камни. Этот же страх велел нынче бесстрашно кидаться вперед.

Рехи спрыгнул с высоты прямо на холку самому крупному ящеру и оседлал его, точно Ветра. Но необученная дикая скотина, конечно, воспротивилась, забилась из стороны в сторону, грозя опрокинуть и расшибить о ближайшую скалу. Обездвижил бы, а потом принялся бы пожирать еще живого… Тогда уж возник небезосновательный страх и за себя.

— Ларт, сейчас! — крикнул Рехи, когда вонзил клинок в глаз твари. Ларт напал с другой стороны. Меч вгрызся в кожаные складки возле подбородка ящера, а острием вышел из темечка. Рехи едва успел соскочить, когда туша повалилась набок.

— Они уходят? — подивился Рехи.

— Кажется, это был их вожак, — заметил Ларт.

Твари и правда отползли на другую сторону плато возле отрога. Мелкие попрятались под валуны. Крупные выжидающе застыли, беспрестанно скаля клыки и проверяя воздух раздвоенным языком. Рехи передразнил их.

— Уходят. Точно уходят! — подтвердил он, когда стая рассеялась среди камней и невидимых тропок. Кто-то пополз вниз, кто-то наверх. Только когтистые лапы едва уловимо шелестели.

— Наш преследователь явно разорил гнездо, — недобро щурясь, заключил Ларт. Он в очередной раз принюхался, но вокруг слишком явственно висел смрад от ядовитых туш.

— Они не вернутся мстить? — недоверчиво озирался Рехи.

— Они же не люди, — выплюнул Ларт. — Но у нас есть враг. И этот враг разумен.

Ящеры уползли повыше в горы, наверное, там находилось их обиталище. Странники же направлялись в долину. Там все ярче алел маяк Разрушенной Цитадели, и с каждым шагом он вплавлялся под веки красным сиянием, буравил рассудок. Теперь он даже усталости не дозволял взять верх, не отпускал пульсирующим волнением.

Временами нутро скручивалось, сердце падало куда-то в живот, ухалось вниз и смерзалось, когда Рехи случалось вспомнить: он же идет на смерть. И ведет его Ларт. Спутник не помнил об этом, он погружался с головой в сиюминутные проблемы, деловито свежевал ящеров, сдирал с них шкуру и раздумывал, как соорудить новые сапоги или плащ.

— Нам бы поселение какое. Эльфов хотя бы. Может, шкуры поменяли бы там на инструмент или меч. Или попросили бы инструмент, чтобы самим из них сшить… Ладно, их высушить сначала надо.

Но слова для Рехи тонули и клубились безразличным гулом отдаленных барабанов. Так созывали знамена на бой в далеком городе, так стучало в висках у лилового жреца, когда он оборонял крепость. В голове нарастали голоса, клубились и маялись, желая найти слова, чтобы выразить тысячи чужих переживаний, выстраданных за три сотни лет. Вновь донесся призрачный, едва различимый голос:

Рехи недовольно сморгнул после нескольких мгновений полнейшего ступора. На пустоши они стоили бы жизни, если бы не спутник. Ларт снова выбился в главные, снова вел и направлял. Рехи же так — инструмент в игре высших сил. Он искал Лойэ, а все остальное ему навязывали чужие голоса, как этот. Один из многих. То ли из прошлого, то ли… Пожалуй, из настоящего: отдаленный, как эхо обвала, но принадлежащий этому жестокому времени. Странно, ведь Двенадцатый проклятый обращался иначе, а его служители почили во мраке веков.

«Лиловый жрец не мертв», — догадался Рехи, но слишком смутно, чтобы связать с остальными загадками, которые так щедро подкидывала судьба обычному пустынному эльфу.

— Рехи, ты меня слушаешь? — Ларт помахал ладонью перед лицом. Рехи облизнул пересохшие губы и честно ответил:

— Нет.

— Понятно, — скривился Ларт. — Ты слушал… Кого из них?

— Лилового жреца. Стража Мира.

Друг понимающе кивал, он уже знал обо всем, он уже все понимал. И предназначение Рехи не пугало его, как будто теперь именно в этом он нашел высший смысл. Не хотелось думать, что он согласился с целями семарглов.

— И что он говорил?

— Ничего полезного. Что-то о пути и… это… каким-то опять мудреным словом называется… Сти… Сте… Стя…

— Стихи? Стихи он тебе читал, что ли? — присвистнул Ларт, как будто ревнуя. — А баллады под лютню не исполнял?

— Ларт! Я серьезно. Да, стихи. Так уже случалось. Мне кажется, это осколки его памяти пробуждаются во мне. Или он так пытается говорить.

— Говорит что-нибудь дельное на этот раз?

— Нет. Ни разу. Не о том, как линии использовать.

— Вот стервец, — кивнул Ларт и ободряюще хлопнул по плечу: — Зато я полезный! Я твой проводник настоящий, а не этот лиловый как-его-там. Пойдем, мы близко к Бастиону.

Ларт неизменно оставался практичным. Его не оставила мысль, будто с силой Рехи возможно изменить мир к лучшему, перевернуть существующий жестокий порядок. И не обязательно вот так сразу приносить себя в жертву. В качестве доводов он припоминал все случаи использования линий в деревне и, конечно, во время памятной битвы в ущелье.

Но он напрасно надеялся, что лиловый жрец через столетия пошлет какие-то тайные знаки. Рехи изначально знал, что вся эта свора фантомов слишком безумна, чтобы помогать друг другу. По его простому разумению, им всем не доставало обычного взаимопонимания и умения договариваться.