Мария Токарева - Голод Рехи

В нем сплетались обида с возникшим чувством вины, гнев — с раскаянием. Он хотел бы добить, но одновременно уже представлял, как потащит Ларта на своем горбу через пустыню. В конце концов, в таком состоянии предводитель не стал бы упираться. Но ноющая челюсть, рассаженные губы и лоб напоминали о проявленной им жестокости. Жалкий царек — вот и все, что осталось от предводителя, который вел в битву, буквально влюбляя в себя в пылу сражения.

Теперь же, глядя на раскинувшееся подле ног создание, Рехи не испытал ничего, кроме презрения. Он небрежно бросил:

— Ты говорил, что нет никаких запретов. Я могу пить только кровь. Ну что ж… Ты был вкусным!

Вот и все. Что-то перегорело и отравилось внутри, в душе. Прежняя путаница прошла. Ларт был вкусным. Ларт — просто еда. И от этого делалось легко и свободно. Хотя, возможно, такая свобода и вела лишь к смерти, как и говорил Митрий. Ларт лишился всего, у Рехи же оставалась первая и последняя цель — красный огонек на горизонте. И в этом странствии единственным спутником был голод.

— Стой, тварь! Стой! Я тебя… Знаешь, что я с тобой сделаю! Я тебя найду! Ты не уйдешь далеко! — завывал за спиной обессиленный Ларт. Но Рехи оставлял его, уходил и не оборачивался, привычно прокладывая цепочку следов по песку. Наконец-то он вернулся к прежнему себе! Вот уже и деревня скрылась из виду и Ларта, наверное, доели ящеры. Разве это должно волновать?

Рехи шел вперед, со злостью тараща глаза на красный огонек. Больше эльф ни на что не годился. Вышвырнули из утробы однажды, и теперь он брел вперед, стремился к этому призрачному свету, вслушиваясь в сны прошлого. Его создали как орудие, как наследника бесполезной силы. Поиграли семарглы с судьбами миров, как Ларт играл в своей деревне.

Ларт… Ларт… Отчего же вместо ощущения свободы сердце сковывала гнетущая пустота? Вроде бы голод прошел, а ощущение себя преданным не проходило. Его предали, и он теперь предал в тот самый миг, когда впился зубами в шею. Не стоило. Лучше бы бросил в гуще сражения… Лучше бы… Лучше бы вообще не бросил!

Рехи сжал кулаки, не позволяя себе обернуться. Все, как в начале пути. Он снова уходил, хотя имел возможность остаться, поступить иначе. Но теперь Ларт ни за что не простил бы нападения.

Оставалось только уходить все дальше, убеждать себя, что Ларт — это случайная встреча. Рехи брел достаточно долго, по крайней мере, так ему показалось. Высокие горы, конечно, все еще были далеко. Они пронзили пиками свод и намотали на себя облака, как дымящиеся вываленные потроха на острие меча. К ним и пролегал нелегкий путь, а за спиной оставалась сброшенная кожа. Ящеры линяют, скидывают чешую, вот и Рехи сбрасывал и сбрасывал с себя кожу, меняя цвета и маски. Он считал, что с Лартом только играет роль, чтобы выжить. Но то ли маска приросла к лицу, то ли вовсе не роль он играл.

«Ларт… Нет, я не могу вернуться, — судорожно подумал Рехи к вечеру суматошного страшного дня. — Нет! Я должен вернуться!»

И так эта мысль крутилась в голове в разных формах, пронзала грудь, а сладостный вкус на языке оседал горечью. Тем временем под ногами все больше дрожал песок. И отнюдь не от ветра. Откуда-то вновь доносился отдаленный запах серы. Рехи вскинулся и вспомнил о своих смутных предчувствиях.

Восстание заставило забыть о них на время, но беспощадная неживая природа не ждет живых существ. По равнине разнесся утробный рев, который не перекрыл бы рык самого крупного ящера. Стонала сама земля, шевелилась под ногами и дрожала, металась, словно больной в бреду. Рехи с ужасом застыл на месте, посчитав, что сейчас твердь разверзнется под ним и утащит во тьму недр. Так и надо трусам и предателям! Так и надо!

Но вместо того издалека донесся приглушенный хлопок, который вскоре превратился в нескончаемо страшный рев. Заложило уши, воздух резко потеплел, а потом и вовсе раскалился. И на горизонте заалело столпом страшное марево из дыма и огня. Но оно не было пожарищем. О нет! Это из-под земли вырвался древний огонь! Как гнев самого Двенадцатого Проклятого, ведь Рехи столь усердно призывал его на головы полукровкам. И огонь пришел. Он набухал сизой шапкой, разбрасывая снопы искр и камни. Он распускался, как цветы в саду короля прошлого. Но это был страшный цветок умирающего мира, нарыв, вестник конца. Сперва Рехи с благоговейным ужасом рассматривал лик хаоса, но вскоре осознал, что огонь из недр выплеснулся в той же стороне, где находилась злополучная деревня. А недалеко от нее лежал на песке ее предводитель…

— Ларт! — истошно воскликнул Рехи и со всех ног кинулся в разверзшуюся бездну, глотая на бегу раскаленный воздух, сбивая ноги, поминутно падая и поднимаясь. Это все неважно, ведь там оставался Ларт.

Пепел залеплял глаза, набивался в ноздри. Вокруг гудела земля, пенилось и бугрилось кроваво-оранжевое облако на горизонте, грохотали далекие горные обвалы. Мертвые камни в одночасье ожили, засуетились, закружились, и в этом хаосе не находилось места существам из плоти и крови. Но Рехи упрямо двигался вперед, слепо натыкался на валуны, катился кубарем, подворачивая ноги. Сбежать бы, кинуться подальше от этой катастрофы, так нет же…

«Он это заслужил! Заслужил все это!» — убеждал себя Рехи, но продолжал обшаривать пустошь и безрезультатно прислушиваться. Только найти кого-то в этой круговерти уже все равно не удалось бы. От деревни полукровок осталась рваная рана на теле пустыни — там все превратилось в море огня и лавы. Скалы разъехались в стороны, словно рассеченная плоть. И меж ними хлестал бесконечный ослепляющий огонь. Рехи заслонял глаза, привыкшие к кромешной ночи, но все равно под веками бились разноцветные блики.

«Я один… снова совсем один. И снова предал», — понял Рехи, поводя плечами, будто стряхивая что-то липкое. Конечно, Ларт взял его в плен, мучил, ломал, заставлял совершать ужасные вещи. Но в итоге они оказались заодно, они сбежали. А в решающий момент не хватило ума и воли потащить его дальше за собой. Да хоть связанным, в конце концов! Лишь бы живым. А теперь, наверное, уже и кости сгорели.

— Это я разрушил деревню. Я позвал Двенадцатого, — пробормотал Рехи, с трудом шевеля рассеченными губами. Он вдыхал отравленный воздух, давился едким пеплом, закрывая лицо воротом туники. В груди все горело, силы иссякли. Впрочем, не так уж много осталось причин цепляться за жизнь. Только Цитадель. А в ней… Митрий обещал неизбежный конец. Хотя хотелось бы набить самодовольные морды и Двенадцатому, и Митрию, обтрепать белые перышки семаргла, чтобы не бросал на дне отчаяния.

— Ну? Что сейчас я должен понять? — выкрикнул в небо Рехи, прямо в рассеченные алыми отблесками тучи. Но никто не ответил. Возможно, не все злоключения служили испытанием именно для него. Возможно, кара касалась полукровок. А на их долю хватало бесчинств. За поедание своих собратьев три сотни лет назад посулил проклятье самонадеянный лиловый жрец. Догадывался ли он, во что превратится его мир? Понимал ли, что у многих не будет выбора?