Мария Токарева - Голод Рехи

«Случилось бы извержение, если бы они не свергли Ларта?» — подумалось невольно Рехи. Полукровки предали своего короля, переступили последний закон. Хотя запах серы витал уже давно, пропитывал пещеру с глубоким озером. Теперь на ее месте зиял провал, напоминавший чей-то разорванный рот. Рехи отвернулся, чтобы не вспоминать о тяжком времени своего пленения. Он не сожалел о полукровках. Но все еще рыскал по пустоши в поисках одного из них.

Взметенный песок с горьким пеплом путал направления, менял местами землю и небо. Только красный сигнал на далеком горизонте сиял по-прежнему ярко. Возможно, так разрушитель мира приглашал своего последнего жреца. Это будило гнев, бушующую ярость — нет, не из какой-то великой миссии одинокий эльф плелся на верную погибель, только от отчаяния и несправедливости. Или это цель очередного опыта: Страж Мира обязан терять всех, кто ему дорог?

Впрочем, что уж твердить о потерях, раз он сам ушел. Бросил. И снова сожалел об этом. Оттого бродил кругами, все дальше уходя от дымящегося разлома. Но картина вокруг не менялась, не утешала и не давала подсказок. Впервые Рехи не думал о голоде, впервые не заботился о том, где бы достать свежей крови. Его мучил совсем другой голод, теснящийся где-то под сердцем, отравляющий, словно опять задели ядовитым клинком. Неужели все повторялось? Никто не давал ответов, никто не приходил, на все четыре стороны стелилась пустыня, которую накрыло полотнище ночи.

Когда Рехи потерял всякую надежду отыскать хоть кого-то, до притупленного грохотом слуха донеслись истошные стенания:

— Это была высшая кара! Это Двенадцатый сделал с нами!

Их переполняли отчаяние и боль, помноженные на непередаваемые страдания. Рехи прислушался, вытянул шею. Что-то болезненно перемкнуло в груди, что-то пронзило под ребрами, как острие копья. Он смутно узнавал голоса, хотя под вой песчаной бури едва ли оставалось доверие звукам. Возможно, это завывали призраки, воспарившие тенями из разлома. Возможно, собственный рассудок обманывал из-за чувства вины. Слишком хотелось бы услышать голос, всего один. От этого Рехи еще больше напрягся, направляя стопы на зов.

— Двенадцатого нет! Он умер! Никого нет!

Вот снова этот голос, эти переполненные горечью слова. Смысл почти не различался, только слышен был отпечаток великой скорби. И слишком знакомое их звучание разъедало неверием самому себе. Рехи непроизвольно перешел на бег, несколько раз упал, прокатился клубком по каменистому склону, ушиб правый бок — все это оставалось за гранью восприятия. Собственное тело показалось лишним и малозначительным, в какой-то момент почудилось, словно мир вокруг состоит из одних только линий, раскаленных и страшных. Но где-то меж них снова блестела, едва мерцала одна неповрежденная. Рехи видел ее не глазами и двигался к ней не ногами — внутренней сущностью своей. Тело же уверенно и неуклонно отмеряло шаги по песку.

— Двенадцатый! За что ты проклял нас? За что ты проклял себя? — вновь донесся глас. И пустыня содрогнулась от него. А Рехи наконец-то пробрался сквозь тучу пыли.

По пустоши, припадая к шершавому песку, брела крошечная группка искореженных созданий. Тех, кто раньше гордо называл себя полукровками, величал себя отдельным племенем. Теперь от них осталось только пятеро, может, шестеро. Рехи сбивался со счета, потому что выжившие после разлома выглядели единым страшным клубком ран и ожогов. Средь них выделялся один, еще напоминавший живое создание. У него только на руках пузырились свежие волдыри, тунику прожгло в нескольких местах. Да еще на шее под паклей белых волос бугрился нарывом свежий укус. Он вел своих людей…

Он. Он выжил.

Рехи застыл на месте, готовый завыть от раздиравших грудь радости и ненависти. Вновь все чувства смешались, но в прошлый раз он так ликовал только после «воскрешения» Лойэ. И от воспоминания вновь на него навалилось ощущение предательства.

— Двенадцатый, защити нас! — молили выжившие полукровки. Только в самый темный час они обратились к старым богам. Один Рехи ведал, что бог его мира никакой не бог, а невесть что. Да и существовал ли где-то… иной? Если все это происходило со всеми ними, если они настолько упивались жестокостью. А теперь не менее жутко расплачивались. Или воздаяние — лишь сказка стариков? Возможно, события не имели связи. Но каким совпадением объяснить, что вновь перед Рехи стоял Ларт? Его Ларт.

— Никто не следит за нами, никто не направляет! — исступленно кричал опальный король. — Этот мир проклят его создателем! Проклят его болью! Его безумием!

И Рехи соглашался, застыв поодаль. В какой-то момент захотелось вновь сбежать, кинуться прочь. Не вдыхать смрад обожженных тел, не приходить на помощь тем, кто мучил и собирался съесть его, а главное — не смотреть в бледно-синие, пугающе расширенные и неподвижные глаза Ларта. Взгляд его ощупывал пустошь, но некоторое время не замечал Рехи. Потом Ларт сморгнул, его брови сошлись к переносице, губы искривил жестокий оскал.

— Ну что, пришел позлорадствовать? — глухо отозвался он. — Пришел поглумиться над падшим королем? Вот он, мой народ.

Показалось, что эти с виду спокойные слова пронзили землю, и она вновь загудела, заходила зыбучим песком. Рехи переступил с ноги на ногу, потому что почва уходила, как ему показалось.

— Вот и все, кто выжил… Вот и все, кого я вытащил, — уже обращаясь к себе, пробормотал Ларт. Тогда-то Рехи увидел, кто безвольной тряпицей повис на плече опального короля исчезнувшего племени. При иных обстоятельствах, наверное, не удалось бы узнать обгоревшую женщину. Кожа ее покраснела, покрылась волдырями, местами обуглилась, на левой ноге в окружении черного пласта спекшегося мяса, кажется, проглядывала кость. От остатков белых волос и бровей несло паленым. Хотя хуже пахли, конечно, многочисленные раны. И все же чутье не могло подвести. Это была она.

— Телла… Надо помочь ей, — неуверенно протянул Рехи. Почему же Ларт вытащил именно ее? Ее, зачинщицу проклятого бунта. Ее, затаившую бесконечную злобу на всех, кто держал ее в рабстве. Хотя если бы не она, если бы не побег из деревни, то Ларт не отличался бы от полуживых угольков, в которые превратились последние пять полукровок.

— Ей уже ничем не помочь… — выдохнул Ларт и с какой-то необъяснимой нежностью погладил умирающую по волосам. Она оставалась в глубоком беспамятстве. Рехи заметил, что правый бок ее распорот, вероятно, мечом. Не Ларт ли нанес эту рану? Да вряд ли. Если бы намеревался уничтожить мятежницу, доказывая свою власть, то убил бы.

Ларт опустился на одно колено, положив Теллу на песок. Он всматривался в ее неподвижное лицо, которое исказила гримаса невыразимой муки. С распухших губ сорвался едва уловимый хрип боли. Горло Теллы страшно распухло, набрякло множеством волдырей. Ларт устало покачал головой и вновь провел по щеке мятежницы. Зачем? Почему? Ведь она стала причиной их злоключений. Но в великом пожарище извержения, которое поглотило деревню, не было ее вины.