Анатолий Нейтак - Эмиссар: Трансформация [СИ]

“Искал он меня, конечно. Прямо ноги сбил. Маленький, лживый, надоедливый поганец! Ученичок, стилет ему в подреберье!

Ну да ничего. Уж теперь-то я его приструню…”

Остановившись и развернувшись, Карроз всмотрелась в своего как бы подопечного. Как бы — потому что тот упорно отказывался признавать авторитет почти-полукровки, носящей иную фамилию и, к несчастью, уступающую ему в Силе. Непривычное смещение “фокуса” восприятия, сосредоточение…

— Ну, чего вылупилась?

“Да, энергии у него больше. Определённо. Связь с тотемом крепка, не то, что у меня. Резерв восполняется быстро… вот только нынче мой резерв восполняется как бы не быстрее. А ещё его аура… скована. Да, это правильное слово. То есть его аура свободнее, чем у ничтожных: всё-таки какой-никакой, но сарье. Только если сравнить его с Ниллимой…

Да какие там сравнения! Ха!”

Память благородной вновь почти как наяву воспроизвела подвижное, как вода, прекрасно управляемое, неуловимо переменчивое сияние духа, в которое машир упорными тренировками превратила свою ауру. По контрасту аура пакостника-Гревена казалась мутной бусиной из плохо очищенного стекла, положенной рядом с каплей росы — пронизанной чистым светом, играющей сотнями оттенков радуги. Причём эстетическая разница всего лишь отражала иные, более важные на практике качества магического Дара.

“Пока этот будет, пыхтя и вспоминая зазубренные формулы, творить одно заклятье, Ниллима играючи сотворит пять. Причём более совершенных: простых, эффективных, мощных. Кто бы её ни учил, он сделал почти невозможное: превратил машир в сарье, которая мало чем уступит мастерам Лабиринта. То есть в чистой Силе — да, уступит безусловно. В опыте — почти наверняка: какой уж там “опыт”, в её-то возрасте! Но зато вполне потягается с мастерами в тонкости и быстроте чародейства. В том, что, собственно, и зовётся искусством магии.

За почти-ничтожной такие достоинства признавать как минимум странно, но…

Интересно, сможет ли вообще хоть кто-нибудь из сарье Лабиринта потягаться с Ниллимой в скорости создания активных форм? В сложности-то ещё туда-сюда, просто за счёт опыта. Но в скорости?”

— Эй! — испуганный и не желающий признаваться в этом даже самому себе, Хитоль сдал назад на полшага. — Кончай смотреть на меня, мастер ждёт!

— Действительно, — согласилась Карроз, не замечая, как изменился её голос, ставший разом более глубоким и обманчиво мягким. — Было бы на что смотреть.

Развернулась и двинулась дальше.

А позади, как облако маслянистого аромата, разливалось ощутимое чуть ли не кожей недоумение младшего ученика. Раньше он бы, пожалуй, обозлился на такое пренебрежение со стороны своего официального куратора, но теперь…

Не вполне сознавая сам факт, Хитоль чуял верхним чутьём, столь полезным для выживания в Лабиринте, что изменения в Карроз ведут — для него — к худшему. Чуял острее прежнего чужую расчётливость, чуял неявную, вымораживающую угрозу.

— Стерва, — буркнул он. Но очень-очень тихо.

…Уммариш Винаме обнаружилась в личном кабинете. Одна (что случалось редко). И в сварливом настроении, что случалось куда чаще.

— Вы желали видеть меня, мастер? — спросила Карроз, привычно робея.

Приглушённый свет “вечных” светильников почти забивается сиянием висящего под потолком шара-артефакта. В отличие от простых, этот светильник может давать свет разных оттенков и к тому же менять его интенсивность. Сейчас шар зеленовато-бел и жарит вовсю, слепя глаза после полумрака переходов; ничто не мешает рассмотреть обстановку во всех деталях.

Высокие тёмные шкафы, наполненные книгами и свитками. Скамья для письма с набором письменных принадлежностей: тремя чернильницами, стопкой разноцветных ровно нарезанных листов, литым стеклянным прессом (дымчато-синий, с бронзовой рукоятью: роскошь!), стоящим в специальном стакане золотым пером (тоже роскошь: обычно пишущие довольствуются перьями птичьими либо вовсе тростниковыми). Ростовое зеркало в резной раме — деревянной, но издалека похожей на медную за счёт хитроумной окраски. Стойка с парными клинками чёрной бронзы, заклятыми на прочность и остроту, — из числа тех, редких и потому особенно ценящихся воинами, что способны перерубить живую плеть на взмахе… роскошно мягкий, большой, чёрно-зелёный с жёлтым ковёр на полу…

Мастер Уммариш, растянувшаяся на нём на правом боку в ленивой кошачьей позе.

Кстати, беглое изучение ауры наставницы подтвердило недавние предположения Карроз. Разумеется, старшая Винаме обладала большим резервом, кратно превосходящим таковой даже у иных мастеров. Плотность, насыщенность Силой — поражали, вызывая невольное почтение. Её Дар сиял ярко и, конечно же, превосходил своей подвижностью Дар Хитоля Гревена. Раза этак в три, если навскидку.

Вот только аура машир всё равно ощущалась и чище, и подвижнее.

— Тётушка? — попыталась ещё раз Карроз.

Ленивый — и обманчивый, ох, обманчивый! — взгляд приморозил её к месту.

— Как это понимать? — мягко поинтересовалась Уммариш.

Карроз уткнулась взглядом в ковёр возле своих ног, сдаваясь без боя.

Не помогло.

— Что, молчишь? Шляешься непонятно где, занимаешься непонятно чем, болтаешь невесть с кем и невесть о чём… и даже оправдываться не собираешься?

— Простите меня, тётушка…

— Не слышу искренности в голосе, племянница. Чем ты занималась в этот марог?

Внезапно налившийся металлом голос требовал ответа. Карроз покорно подняла голову и взгляд, дабы не навлечь на себя обвинения в лукавстве, посмотрела в глаза родственницы…

И внезапно утонула в них.

…скука! скука и снова скука до чего же тошно кто бы знал впрочем сейчас я сбрею с неё лишнее и тогда уж развлечёмся хоть немного хоть как-нибудь…

“Это у неё не злость. Не настоящая злость. Просто… да. Ритуал. Старый, отработанный.

И чем он закончится, заранее известно.

Но расслабляться рано: этот ни капли не магический ритуал, подобно официально устроенному застолью или танцу, требует выполнения всех положенных фигур”.

— Ходила к Жанкарну в… гости, — с хорошо рассчитанной запинкой выговорила Карроз. — Я хотела ещё раз оценить его… отношения с клеймёной машир.

— И как, оценила?

— Нечего там оценивать.

— Вот как? Жаль… было бы забавно полюбоваться на гладкую морду Глама, если бы… но я чую, ты что-то скрываешь! Говори!

“Ничего ты не чуешь. Это просто ритуал. Называется — воспитание племянницы”.

Склонить голову, но при этом не отводить взгляда от Уммариш.

— Я… в некотором роде…

— Ну?

— Нашла общий интерес с Шосэтаном Сорентом.

— Какой ещё общий интерес? — нешуточно изумилась мастер. — Личный, что ли?