Стивен Эриксон - Три повести о Бочелене и Корбале Броче

Инеб попробовал умаслить его зубастой улыбкой. - Знаю, что ты думаешь. Но нет. Не я. Не гомункул. И не голем. Я настоящий демон.

Мужчина облизал пухлые губы.

Инеб замолчал, во рту вдруг пересохло.

Кончик кинжала скользнул под жакет над самой выступающей точкой живота. Начал резать снизу вверх.

Бочелен поднял руку, предлагая компаньону окровавленную тряпицу. - Солнце село, Корбал Броч. - сказал он. Жакет с треском разошелся. Заклинатель начал работать над рукавами.

Корбал Броч взял тряпицу и поднес к лицу. Глубоко вздохнул и отвернулся с улыбкой. Отошел на пару шагов, швырнул тряпку к ногам, сделал несколько жестов в воздухе. Кивнул Бочелену.

- А нечистые, Корбал Броч?

Круглое лицо исказилось недовольством, почти что вызовом.

- Ах, разумеется. - Бочелен вздохнул. - Прости, друг.

Еще три разреза, и одежды упали с Инеба. Демон встал, истово вдохнув воздух. Удовлетворенно выдохнул. - Превосходно! Так много лучше. Я новый демон.

Сторкул Метла шаталась. - Истекаю кровью, - сказала она писклявым, дрожащим голосом.

Инеб ощерился: - Он лишь уколол тебе пальчик, женщина!

- Кажется, мне дурно.

Бочелен спрятал кинжал. - Прошу, садитесь, госпожа Метла. Инеб, налей нездоровому Рыцарю вина.

Туника промокла и воняла. Имид Фактало бежал по улице, Элас Силь рядом. Ребенок извивался в руках, но личико его было довольным.

Позади них гонец-скороход, миновавший только что шесть лиг и соответственно утомленный телом и разумом, влетел в горящее здание. И больше не показывался. Паникующие животные и люди разбегались во всех направлениях, спасаясь от дыма, искр и золы. Фонарщики не вышли на работу, предоставив сражаться с подступающей тьмой лишь отсветам пожаров.

Элас схватила Имида за руку. - Сюда!

Узкий, вьющийся переулок.

- Не вредите нам! - трубно закричал кто-то впереди.

Они замерли, вглядываясь в сумрак.

- Не губите!

Имид Фактало шагнул, различив две фигурки в куче мусора. Обе до нелепости крошечные. Слева мужчина, кожа - сплошные морщины, словно на золотистой фиге. Рядом женщина, крошечная, но несомненно женщина в полном смысле слова, словно какой-то извращенный изобретатель измыслил грудастую тонконогую куклу, дабы тешить нездоровые фантазии.

- Мосты Бездны, - прошептала Силь. - Кто это?

Морщинистый ответил: - Я Обжорство, известный многим друзьям как Наузео Нерях. Я моя спутница - Лень, или Сенкер Позже. Неужели я чувствую это? Нечто... неминуемое? Живительное? О да, о да. А ты чуешь, Сенкер?

- Лениво нюхать.

- Ах да! Тебе снова скучно жить... Не ко времени.

Имид Фактало сказал: - Запах? Разве что детская неожиданность.

- Не это. Что-то еще. Что-то... чудесное.

За спинами улицу огласили крики.

- Что там? - спросил Наузео.

Элас Силь снова потянула Имида за руку. - Давай уйдем.

Они обошли демонов.

- Куда же? - сказал Имид.

- В Великий Храм. Передадим ребенка монахиням.

- Хорошая мысль. Они уж знают, что с ним делать.

Позади Наузео Нерях подполз к Демонессе Лени. - Мне лучше, знаешь? Лучше. Странно. Перемены идут в Чудно, о да.

Крики стали ближе.

- Надо бежать, - сказала Сенкер.

- Бежать? Зачем?

- О, ты прав. К чему беспокоиться?

Эмансипор Риз вышел из тронного зала. Хотя, говоря по правде, это вряд ли можно назвать тронным залом - разве что если считать железные рамы, зубчатые колеса и ремни, механизм размером с комнату, троном.

Впрочем, почему бы нет? Разве аппарат не находится в состоянии постоянного противостояния, балансирования? Разумеется. Метафорически тоже. Король в середине, отягощенный правом рождения и подвешенный в структуре иллюзорных понятий об иерархическом превосходстве. Как будто неравенство можно оправдать словами о традиции, а подразумеваемые допущения самоочевидны и потому неопровержимы. И разве его фанатическое стремление к здоровью не стало такой же иллюзией превосходства, на этот раз в моральной сфере? Как будто рвение само по себе добродетель.

Увы, это часть горькой природы человека - так размышлял Эмансипор, шагая по широкой и длиной колоннаде. Все выработанные человечеством утонченные системы верований служат лишь подпитке собственного эго. И удержанию в узде всех, у кого эго не столь наглое. Бесконечное множество кинжалов у чужих глоток...

Разбившееся стекло оборвало его раздумья. Блестящие осколки летели с обеих сторон коридора. Странные и зловещие фигуры выкарабкивались - здоровые мертвецы! - из прямостоячих гробов, руки тянулись, хватая воздух. Ужасные стонущие звуки неслись из сухих, сморщенных губ, широко разинутых ртов. - Свобода! - Вопли их становились все громче, все отчаяннее.

Эмансипор Риз выпучил глаза. Застонал и прошептал: - Корбал Броч...

Труп обернулся к нему, запавшие глазницы как будто видели Эмансипора. Он зашел не так далеко, как большинство остальных, и непонятная жидкость текла по вялым щекам. Челюсть несколько раз двинулась, треща, и труп сказал: - Это все ложь!

- Что?

- Мы идем. Все. В одно место. Здоровые, больные, убийцы, святые. В одно жуткое место! Переполненное, такое переполненное!

Мертвые, уже давно понял Эмансипор, редко когда говорят что-то приятное. Но всё же каждый сообщает что-то особенное. Он начинал испытывать восхищение разнообразием индивидуальных кошмаров, которые изобретает смерть. - На что оно походит? - спросил он. - То переполненное место?

- Огромный рынок, - отвечал труп, хватаясь пальцами за пустоту. - Так много еды. Сокровищ. Так много... вещей!

- Ну, звучит не так уж плохо.

- Но у меня нет денег! - Труп издал скрипящий вопль и вцепился ногтями себе в лицо. Отвернулся, что-то бормоча. - Нет денег. Нет денег. Нет денег. У всех есть деньги - даже у головорезов! Почему не у меня? О, почему не у меня?

Эмансипор смолчал.

Мимо прошла мертвая женщина. Она приседала, словно собирая невидимые предметы. - Этот не мой! - выла она. - И это не мой! О, где мое дитя? Чьи это дети? Ох, ох! - Она прошла дальше, подхватывая и бросая невидимых детей. - Они такие уродливые! О, кто ответит за уродливых детей?!

Колоннада заполнилась бродячими трупами. Впрочем, они мало-помалу, словно случайно, смещались к внешним дверям. Эмансипор подозревал: вскоре они начнут искать живых, любимых, ибо этим обычно и заняты неупокоенные, дай им шанс. Жаждут вымолвить последние упреки, злобные обвинения и пустые жалобы. Почти всегда жалкие, лишь изредка опасные. И все же это будет ночь, которую мало кто из горожан сможет забыть.

- Бездна подлая, - шепнул Имид Фактало, - этот тип выглядит действительно нездоровым!

Сжавшаяся рядом в полутьме Элас Силь хмыкнула и прошипела: - Потому что он мертвый, идиот!

Человек, волоча обрубки ног, кое-как двигался по площади перед торжественным входом Великого Храма. Открытое пространство, заваленное грудами мусора и полное неприятного вида луж, было пусто - если не учитывать неупокоенного одиночку. Где-то за громадой храмового здания начались пожары, в ночном небе повис мерцающий дым. Вопли и крики ужаса неслись во всех сторон, с каждой улицы и аллеи, из доходных домов и особняков.