Стивен Эриксон - Повести о Бочелене и Корбале Броче. Часть вторая

- Только ма ее заперла. Ему не выйти.

Шпилгит нахмурился Фемале. - Она так уже делала? Зачем так? Запирает мужчин в комнате? А почему они хотят уйти? Ну, я захотел бы - но я ведь и не пошел туда. А он пошел, так что знал что будет. Более или менее, да? Но клянусь, он хрипел или что-то вроде. Звучало как хрип - стой, она его душит или что? Она их убивает, Фемала? Твоя мать массовая убийца?

- Откуда мне знать? - вопросила она с постели. Котоящер улегся ей на бедра и следил за Шпилгитом желтыми немигающими глазками. - Может, я и видела, как она зарывает тело. Или два. Но давно. Такое случалось. Но это же гостиница, люди в постелях, старики стараются уйти улыбаясь, все такое.

- Она закапывала людей?

- Ну, мертвых, конечно. Не как Якль.

- Якль не был мертвым.

- Нет, был.

- Ни шанса. Петля плохо его придушила, факт, и наверняка убила часть мозгов, потому он всем и казался мертвецом. Но он не был, потому и вернулся. Боги подлые, не могу поверить во все ваши суеверия. Проклятые задворки. Нет, вы с ним дурно обращались, так? Как со ссыльным.

Фемала заморгала. - Задворки? Ты назвал Спендругль, родной мой город, задворками? Тогда кто я такая? Задворница? Так ты на меня смотришь, господин Большой Вонючий Город?

Шпилгит поспешил к ней, но в последний миг отпрянул перед шипящим, вздыбившим чешую Алым. - Дорогая, вовсе нет. В каждой куче навоза есть сокрытая жемчужина, и это ты. Ну, если бы я не считал тебя милой и желанной, зачем предлагал бы побег? И, - продолжал он, пытаясь приблизиться, но Алый был уже на лапах, выгнул спину дугой и прижал уши, разинув пасть, - не думай ты, что тут задворки, не старалась бы убежать. Верно?

- Кто сказал, что я хочу отсюда убежать?

- Ты сама! Не помнишь, сладкая моя?

- Это ты хотел меня украсть, а я слушала и всё, и ты меня убедил. Но может, мне здесь по душе, и когда ма позволит работать с остальными девочками, я...

- Не позволит, Фемала, - заверил Шпилгит, выискивая взглядом какое-нибудь оружие против кота. - В том и дело. Никогда она тебе не позволит. Сделает тебя девственницей, старой девой на всю жизнь. Сама ведь знаешь. - Найдя бронзовый подсвечник на столике, он подхватил его.

- Но ты же сказал, что не позволишь мне иметь много мужчин в городе, так зачем куда-то ехать? Кончишь как ма, запрешь меня в каком-то погребе! Ну почему вы такие?!

Он подскочил, воздевая подсвечник. - Так вот чего ты хочешь? Чтобы я сдавал тебя на ночь ради горсти деньжат?

- Ох, ты согласен? Да, да! А зачем тебе этот подсвечник? - Она прижалась к постели. - Сколько тел зарыл ты под налоговой конторой, вот о чем теперь гадаю!

- Не глупи. Мы, сборщики, мечтаем, чтобы люди жили вечно. Становились старше и старше, чтобы мы отнимали у них последние гроши.

- Положи это!

- О, кое-что я положу. Рассчитывай. - Он замахнулся.

Алый прыгнул ему в лицо.

Он ударил со всей мочи.

Эмансипор Риз беспомощно царапал запертую дверь. Сзади Феловиль зашлась в нутряном хохоте. - Зря, Манси, мы тебя получили на всю ночь, и сказав, что покрою тело твое поцелуями, я не лукавила. Верно ведь? Поцелуи, укусы и засосы, и...

- Открой проклятую дверь! - зарычал Эмансипор, разворачиваясь и хватая меч.

Но Феловиль подняла руку. - Шшш! Слушай! Голоса в каморке дочери! Голоса! Боги подлые, это Шпилгит! - Она схватила платье с пола, принялась напяливать. - Так, он уже покойник. Все счета подниму. Не платишь - не выезжаешь. Всегда так. Не заплатил - пожалуй на задний двор!

Эмансипор посторонился. Феловиль вытащила ключ откуда-то из - под платья. Моряк поднял меч. - Отлично, открывай. Пока тут дела не пошли худо.

- Худо? - гаркнула она. - Сейчас ты увидишь худо, Манси, и все худое, что уже видел в жалкой безопасной жизни, покажется... - Она отперла дверь.

Оба вздрогнули, услышав увесистое шлепанье о стену. Сбитая штукатурка упала на кровать Феловили.

Что-то пробило стену под потолком. Когда осела пыль, Эмансипор разглядел голову котоящера - кровь из носа, глаза моргают не в такт. Казалось, кот им подмигивает.

Пока Феловиль стояла, пялясь на кошачью голову, Эмансипор сумел протолкнуться мимо нее - и в коридор. Не оглядываясь, помчался по ступеням. Сзади ревела Феловиль и еще кто-то. Эмапсипор свернул вниз, а за спиной нарастал стук чужих шагов. Моряк оглянулся. Всего лишь Шпилгит, за ним топочет Феловиль.

На нижнем этаже Эмансипор пробежал мимо барной стойки к двери.

Распахнувшейся, явив Хордило с наставленным на Эмансипора пальцем. - Ты! - сказал он.

Вуффайн трудился с лопатой, презрев и леденящий холод, и полузамерзший песок, и вонь мочи. Он уже вырыл приличную яму и начал гадать, не подводит ли память. Но тут лопата ударилась обо что-то твердое. Удвоив усилия, он выкопал предмет, поднял наверх покрытого выбоинами и вполне уместными пятнами каменного идола. Закряхтел, переваливая через край ямы, и положил, чтобы осмотреть подробнее.

Несколько лет назад он зарыл изделие под отхожей ямой, но следы зубила уже выглядели столетними. Весной, после улучшения погоды, он сможет загрузить ее в телегу и отвезти в селение. Этот куда лучше прежнего образца, а разве не заплатила Ведьма Хурл за первый целым кошелем серебра? Ясное дело, Клыгрызуб от счастья упадет на колени, поклоняясь идолу Древних Времен.

Творчество всегда несет элемент спонтанности: не сруби он последним ударом сосок на груди, не пришлось бы его переделывать в рот; а потом он переделал и второй сосок, изобретая новую богиню земли, секса, молока и чего угодно. На этот раз он усилил тему, добавив третий рот намного ниже.

С пляжа донеслись новые голоса. Он выкарабкался из вонючей ямы, отряс песок с ладоней.

Шлюпка вернулась, трое вылезли и бежали по тропе; тот, что в бинтах, уже заметно отставал.

Вуффайн ждал их, подобрав лопату.

- В разум пришли, да? Не удивительно. Новый шквал близок...

Однако троица просто пронеслась мимо, хрипя, бормоча и стеная. Вуффайн выпучил глаза, нахмурился. - Теплая похлебка! - Никакого эффекта. Он пожал плечами, положил лопату и занялся идолом. Статуя будет сидеть в воде, пропитываясь солью и источаясь ударами волн день и ночь - целые месяцы.

Вуффайн был на полпути, когда увидел другую быстро плывущую лодку.

Пыхтящий от боли Шпилгит вывалился на улицу. Не споткнись Феловиль в последний момент, нож угодил бы в голову, не в правую икру... Он содрогнулся, завидев свою контору. Лишь чудак идет в сборщики налогов, и последние месяцы привели Шпилгита к мысли, что он создан для чего-то другого.

Он вспоминал жизнь в Элине, изучение основ профессии. Сбор налогов в городе пиратов - смелая идея, сомнений нет, а исполнение ее стало опасным занятием. Все они упражнялись с оружием, изучали способы обнаружения ядов, а кое-кто из товарищей по-настоящему погрузился в серые искусства. В определенный день года, день сдачи налогов, нельзя было верить даже телохранителям, выделенным Анклавом для каждого сборщика. В прошлом году Гильдия потеряла шестьдесят процентов состава, и немало сундучков со сборами пропали среди хаоса.