Шеннон Чакраборти - Золотая империя [litres]

– Однако, несмотря на то что кольцо у тебя на руке и возвращено в Дэвабад, нашей магии нет как нет. Но это, конечно же, совпадение. – Взгляд Манижи стал более оценивающим. – Ты убила за него Ализейда?

Нари знала, что не сможет правдоподобно солгать в ответ на этот вопрос.

– Нет. Я вынула кольцо из его сердца и исцелила своим прикосновением. Сейчас он с маридами и неподвластен тебе.

– Неужели? – Если ее мать и удивилась, то не подала виду. – Жаль. Если бы ты убила его, я могла бы даже оказать тебе радушный прием.

– Меня не интересует твое гостеприимство. Я вернулась, потому что получила этот мерзкий подарок, который ты послала в Та-Нтри. Выходит, теперь ты убиваешь и порабощаешь свой собственный народ?

– Я привыкла казнить предателей. Мне не оставляют выбора – это единственный закон, который признает наш город. Хочешь верь, хочешь нет, но я пыталась навести мосты с джиннами. В ответ они меня предали – джинны всегда предают, и ты должна это знать, если была там, когда прибыл мой посланник. Он рассказал тебе о перевороте, который пытался тут устроить твой муж-пескоплав? Как они убили Каве?

– Каве выбрал свой путь, когда выпустил этот пар. Или ты сделала выбор за него, поручив ему это.

Ее слова явно задели больную мозоль. Манижа отступила назад.

– Каве сражался за свободу нашего народа еще за десятилетия до твоего рождения, – процедила она. Затем взяла себя в руки и продолжила спокойнее: – Ты сердишься, я понимаю. Но ты еще очень молода, Нари, и совсем недавно познакомилась с нашим миром. Однажды я уже предлагала тебе милость, но ты швырнула ее мне в лицо. Не повторяй эту ошибку снова.

– Я же сказала, что не ищу твоей милости. Я здесь, чтобы спасти наш народ.

– Спасти наш народ… – Манижа ущипнула себя за переносицу с выражением полнейшего разочарования. – Ты вообще себя слышишь, дитя мое? Ты хоть представляешь, как наивно это звучит?

Нари ощетинилась, услышав в словах матери нотки сарказма.

– Я не дитя.

– Еще какое, – взорвалась Манижа. – Невежественное, самонадеянное дитя, которое не ведает, о чем говорит. Тебе крупно повезло сохранить свою жизнь, ведь ты здесь совершенно одна, и наши силы далеко не равны. Но все это не важно. Где твой брат? Это его, а не тебя, мой посланник должен был сопровождать обратно.

– Остался в Та-Нтри. Там Джамшиду будет безопаснее, чем с тобой.

– Безопаснее? Ты хоть представляешь, чем грозила ему жена Гасана!

Нари покачала головой:

– Хацет не причинит ему вреда. Мы обо всем договорились.

Но ее мать это не успокоило – она как будто только еще больше разозлилась.

– Значит, ты умеешь договариваться с джиннами, но не со своей семьей? Мне все уши прожужжали о твоем хваленом прагматизме. Как охотно ты сотрудничала с джиннами, с шафитами, с Кахтани. Ты легла в постель Мунтадира, ты звала Гасана отцом…

– По-твоему, у меня был выбор? – Нари пришла в ярость от осуждения, звучавшего в голосе матери. – У меня никого и ничего не было! Они казнили дэвов и вешали их на стенах дворца…

– Вот почему я их убила! Думаешь, у тебя не было выбора? Попробуй пожить под игом своих врагов век, Нари, а не пять лет. Посмотри, как твоего брата избивают за твое неповиновение, и представь, что это Гасан , а не Мунтадир, хочет прикоснуться к тебе. Выжги клеймо на плече своего новорожденного ребенка, отними его наследие под звуки его же плача и покинь его навсегда. Вот тогда и будешь читать мне нотации о выборе. Я не хотела этого насилия. Оно будет преследовать меня до конца моих дней, но будь я проклята, если все это окажется напрасным.

Спокойствия матери как не бывало, слова рвались из Манижи, будто она слишком долго держала их в себе. И что самое ужасное… Нари могла ее понять.

Но не оправдать.

Нари покачала головой:

– Я видела, что вы вдвоем сотворили с городом… Вы зашли слишком далеко.

– И что, раз ты отыскала где-то шеду и вынула камушек из сердца своего принца, теперь ты думаешь, что способна сместить меня? – В голосе матери звучали язвительность и раздражение, и это было больно, потому что Нари, несмотря ни на что, слышала за ними навязчивый родительский упрек, словно та отчитывала нерадивого ребенка.

Но Манижа еще не закончила.

– Хватит об этом, – вздохнула она. – Нари, прошу тебя… Я снова дам тебе шанс, но это в последний раз. Ты моя дочь. Ты, по общему признанию, на редкость даровитая целительница. Сдайся. Отзови своего шеду и отдай мне кольцо. Я не освобожу тебя, но я позабочусь о твоем комфорте и образовании, и тебе будет разрешено вернуться в лазарет. Разыграй свои карты правильно, и ты сможешь построить здесь жизнь, завести семью – у меня у самой никогда не было такой перспективы.

Дара все это время безмолвным стражем оставался рядом с Манижей. Его взгляд был опущен в пол, и в своей ослепительной униформе он являл собой идеальную картину покорности.

И это Манижа хотела слепить из нее – блудную дочь, сбившуюся с пути, но вставшую на дорожку исправления, живое доказательство великой милости Манижи. Нари снова станет целительницей, тихой и покорной, ее будут выводить в свет и украшать на праздники, по умолчанию предполагая, что она не станет распространяться о новых злодеяниях, совершенных ее матерью для поддержания позолоченной иллюзии их власти.

Манижа предлагала не «шанс», а сущий кошмар.

– Нет, – ответила Нари. – Никогда. Ты говоришь, что наши силы не равны, однако на твоей стороне – один Афшин и пара ненадежных ифритов. На моей – печать, наша магия и сам город.

– Сломанное кольцо, раненый шеду и роща драчливых деревьев. Но ты явно не хочешь меня слушать. Ладно. Посмотрим, не сможет ли кто-то другой переубедить тебя. Дараявахауш… – Дара резко повернул голову к Маниже. – Тебя пришлось подчинить более радикальным способом. Дозволяю говорить свободно. Расскажи моей дочери, как это было.

И Дара… сломался.

Послушный Афшин – такой прилежный, такой сильный – рухнул на землю. Он сорвал шлем, обнажив рваные линии света, исполосовавшие его лицо.

– Нари . – Дара, рыдая, припал к ее ногам, прижимаясь лбом к земле, и все его тело сотрясалось от рыданий. – Мне так жаль. Так жаль. Я не хотел причинять тебе вред. Но она не оставила мне выбора. Она заставила меня уничтожить город, – выпалил он, приподнимаясь на коленях, чтобы заглянуть в ее лицо. Его глаза безумно сверкали, по щекам текли слезы. – Пожалуйста, – взмолился он, вцепившись в ее юбки. – Сдайся. Я не смогу смотреть на то, как она убивает тебя. Я не смогу… – Он разразился еще более горькими рыданиями, продолжая что-то бессвязно лепетать, а затем просто обнял ее колени, крепко прижимая к себе.

Нари потеряла дар речи. Не находя слов – не находя ни малейшего объяснения тому, что могло превратить легендарного воина, более всего напоминающего воплощение смерти, в этого разбитого Афшина у ее ног, она подняла глаза…