Майкл Суэнвик - Мать железного дракона

— Ясно. — Кошка вспомнила, какой изящно-томной выглядит Нарцисса в последнее время. Совсем не тот энергичный ловкий офицер, которого она встретила тогда возле локомотива. — Что с ней?

— Рак, что ж еще. Не может эльфийка безнаказанно расхаживать внутри локомотива, среди такого количества холодного железа.

— Но это чушь какая-то. Нарцисса сказала, что она квинтронка и невосприимчива к холодному железу.

— Белая ложь. Ей нужна была твоя помощь, и она сделала то, что должна была, дабы ты согласилась. Фата Нарцисса — офицер, это ее долг. Все остальное второстепенно. — Грималка умолкла.

— Ну вот и она. — С этими словами Королевна мигнула и исчезла.

Кошка с Грималкой спустились по латунным ступеням в укрытый стеклянным куполом альпинарий, в котором и располагалась папоротниковая. При их приближении прыснули врассыпную бирюзовые ящерки. Внутри было жарко и влажно, как в сауне. Со стеклянного потолка на листья папоротников падали капли и стекали вниз в маленькие ручейки, питавшие пруды с карпами кои.

Фата Нарцисса отложила книгу:

— Как я рада тебя видеть, Грималка.

— Грималка рассказала мне о твоей болезни. Ах, Нарцисса! Почему ты это от меня скрывала?

Смех Нарциссы походил на звон китайских колокольчиков на легком ветерке.

— Что за мрачные фантазии ты поведала моей наивной сестренке? Будь с ней осторожна, она чему угодно поверит. Послушай меня, Кошка. Да, я нездорова. Обычная хиль, только и всего. Совсем скоро я поправлюсь. Грималка верит в то, что говорит, но с ее мрачным взглядом на жизнь малейшая неприятность представляется настоящей катастрофой.

— Кто бы из нас двоих ни врал, нас ждут дела, — заявила Грималка.

— Верно. Кошка, дорогая, ты нас извинишь?

Кошка поплелась обратно из папоротниковой и едва обратила внимание на материализовавшуюся рядом Королевну.

— Не знаю, чему верить. В смысле, я знаю, во что хочу верить. Но ведь «желание и забота не изменят того, кто ты», верно? — пробормотала она почти что себе под нос.

Эту присказку часто вспоминала Крапивка, когда Кошка была еще маленькой.

— Госпожа старается всем угодить. Такова уж ее натура. Только и всего.

— Я ведь не могу ей доверять?

— В каком смысле, мэм?

— Она же сучка эльфийская. Я слишком хорошо таких знаю. Сначала прямо мед источают, так что зубы ноют, а не успеет и листок упасть — предадут. Я искренне переживаю за фату Нарциссу. Возможно даже, я до определенной степени люблю ее, как, наверное, можно любить сестру. Но Нарцисса в высшей степени эльфийская дама. Я не осмеливаюсь ей доверять.

— Ее светлость изворотлива, это правда. Здесь лучше свернуть налево. Если воспользоваться тем путем, которым вы сюда попали, придете прямиком в прачечную.

— В каком смысле, — изворотлива?

Королевна задумалась.

— Ну, по большей части непостоянна. Быстро выходит из себя с теми, кто ей служит. Я уж и счет потеряла, сколько раз она меня секла. Но по большей части непостоянна. Вот увидите.

С этими словами хайнтка растаяла.

Ночной базар освещали гирлянды ярких огоньков, но внутри в палатках гнездились тени и тайны. Пахло холстиной и сахарной ватой, а еще по́том — от толп бродивших вокруг шумных посетителей. Под ногами мягко сияли каменные плиты. В одном шатре высилась башня из бамбуковых клеток, в которых сидели породистые летучие мыши. В другом с бельевых веревок свисали изодранные клочья грез. Светящаяся золотая рыбка проплыла мимо Кошки, а потом метнулась обратно к дюжине своих товарок, которые ходили кругами вокруг молчаливой горойумо в улыбающейся маске [73]. В следующем шатре зазывала размахивал зажатыми в кулаке спагетти: дотрагивался до них полированной палкой, и они обмякали, еще раз — снова затвердевали. Обмякали, затвердевали, снова и снова, а он тем временем голосил:

— Чудо-палка — твердое делает мягким, мягкое — твердым! Да, именно то, про что вы подумали!

Рядом с ним торчали из бочки ярко окрашенные змеи с блестящими глазами, прямые как прутья, на бочке значилось «ТРОСТИ».

У одних торговцев лица сияли ослепительно, будто лампочки, у других — темнели, словно проделанные во мраке дыры, у каждого — в соответствии со склонностями. И все выкрикивали и зазывали:

— Горяченькое! С пылу с жару! Такие виденья — восемь часов будете слюни пускать — без обмана!

— Зубы, зубы, зубы! Лучшие цены на зубы!

— Новые глаза в обмен на старые! Новые в обмен на старые!

— Грамматика-грамматика! — донеслось из палатки, забитой книгами. — Ясность мысли и сила убеждения! Добавьте в свою сексуальную жизнь огоньку! Схемы предложений! Грамматика-грамматика!

— Утопи кошку! Измени судьбу!

— Печеные каштаны!

Красивый юноша улыбнулся, встретившись с Кошкой взглядом.

— Тебе одиноко? — дружелюбно поинтересовался он. — Могу помочь.

Из одежды на нем были только нелепые зеленые шорты, но смотрелись они отлично.

Рядом с юношей появился хобгоблин в пенсне, с острыми клыками и тремя парами глаз.

— Да! — воскликнул он, будто бы прочтя Кошкины мысли. — Можешь сорвать с него шорты зубами! За это ничего сверх не возьму!

Изольда пялилась на юношу с нескрываемым желанием.

— Я бы хотела… — начала она, но смолкла на середине фразы.

— А за это возьму, девонька! — заявил хобгоблин с мерзкой ухмылкой. — Но Недди того стоит. Сделает то, чего другие не станут. Серебряная луна за час, золотое солнце за ночь. Удвойте сумму, и он приголубит всех троих. Ну-ка, Нед, сбацай для дам сладострастный танец.

Юноша начал танцевать, не слишком умело, но завлекательно. Что-то звякнуло, Кошка опустила глаза и увидела, что одна его нога прикована к металлическому кольцу в мостовой.

— Не волнуйся, — крикнул хобгоблин, — цепь, как видите, нисколько не сковывает движения. А длинная какая — до самого рая хватит!

В его руке появилась моргающая трость. Ею хобгоблин отодвинул полог, за которым обнаружилась комнатушка с кроватью, заляпанным матрасом без постельного белья и единственным стулом. Хозяин подмигнул — верхним правым глазом, потом средним левым, потом нижним правым — и покосился на них.

— Итак, дамы, сколько и на сколько?

Сибил кинула ему одну купюру.

— Мы просто пройдем, — сказала она и нырнула в заднюю комнатку.

— Я потом вернусь, — бросила Изольда через плечо и поспешила за Сибил.

Кошке ничего не оставалось — только последовать за ними. Она протиснулась мимо полуголого юнца, на мгновение запнулась о него и мимолетно ощутила исходящее от тела тепло, влажность кожи. Она изо всех сил постаралась не думать об этих ощущениях, когда Нед одной рукой подхватил ее, помогая сохранить равновесие, и тут же эту руку убрал.

Пройдя сквозь палатку, Кошка снова оказалась снаружи — на задворках ночного базара, в темном, усыпанном мусором закутке. Трое летчиц со смехом выскочили на какую-то улицу, освещенную лишь лунами, звездами да немногочисленными красными фонарями.