Майкл Суэнвик - Мать железного дракона

— Здесь, — сказала Изольда и остановилась перед неприметной дверцей.

Выцветшие вывески по обе стороны двери гласили:

TEATRO de TRASCENDENCIA [74] TEATRO de DISGUSTO [75]

ЭКСТАЗ! БОЛЬ!

КРАСОТА! УНИЖЕНИЕ!

ИСКУССТВО! ИСТИНА!

Над дверью в кованой клетке сидел кокатрис с выколотыми глазами. Когда они проходили под ним, он захлопал лысыми крыльями и завопил. Капелька слюны упала Кошке на тыльную сторону ладони, и там остался красный ожог.

— И что для вас? — спросила, выглянув из-за двери, худая, точно щепка, и коричневая, словно древесная кора, карга.

— Трансценденция, — ответила Изольда.

— Дешевки, — фыркнула карга и отсчитала им три билета.

Зашуршали купюры. Карга пренебрежительно махнула рукой в сторону узкого коридора, в котором располагался лифт. Двери с лязгом закрылись, и летчицы поехали вниз. Лифт жутким образом трясся и гремел, потом резко остановился. Они вышли в тускло освещенный ночной клуб: к стенам прибиты ковры (возможно, в далеком прошлом — ковры-самолеты), повсюду разложены кальяны и трубки, на потолке безо всякого толку крутятся вентиляторы, впереди узкая сцена, рядом играет оркестрик из трех музыкантов, которых никто не слушает. На сцене — что-то наподобие шеста для стриптиза. Ноги слегка липли к полу. Пахло дешевым пивом и сигарным дымом.

— Это точно тот театр? — спросила Кошка.

— Он один и есть. Суммы разные: платишь в зависимости от своих ожиданий и того, насколько сильно хочешь разочароваться, — пояснила Изольда.

Клуб только-только начал заполняться, так что они без труда нашли свободный столик поближе к сцене. Когда садились, Кошка сказала:

— Погодите-ка. Там вроде как Энья. Машет рукой. А с ней кто — Брианна и Розалин?

— Добрались! — обрадовалась Изольда. — Я боялась, не сумеют.

— Не больно-то они торопились, — вставила Сибил.

Летчицы сдвинули три столика, чтобы усесться вшестером. Это привлекло внимание сухопарой официантки, которая приняла заказы и шлепнула на стол коробок спичек. Кошка принялась зажигать свечки в красных стеклянных подсвечниках, чтобы дать себе время подумать. А потом спросила:

— Так вы хотели, чтобы я с ними побеседовала, да?

Изольда захихикала и покачала головой.

— Едва ли, — сказала Сибил.

— Тогда зачем вы здесь? — поинтересовалась Кошка у Эньи и Розалин.

Они долго, не мигая, таращились на нее по-кошачьи яркими глазами и молчали.

— Мы сбежали, — наконец промолвила Энья. — У нас ушло на это много долгих и ужасных лет, но мы тайком соорудили в токарной мастерской каркасы для планеров. Нам повезло: надзиратели думали, что сбежать невозможно, и не слишком усердствовали. Крылья сделали из жабьего шелка — добыли его у тварей, которых сами вывели, скрещивая и подкармливая объедками и кофейной гущей.

— Со стен Стеклянной Горы спрыгнули ночью, — подхватила Розалин. — Какой же пронизывающий дул ветер! Лицо ныло, пальцы на руках и ногах онемели. Но никогда еще я так не радовалась холоду, как в тот час!

— К несчастью, время в Стеклянной Горе — штука ненадежная, — вступила Брианна. — Ты, может, слыхала? Столько лет, а снаружи лишь день прошел. Мы рассчитывали все очень тщательно в надежде, что побег придется ровно на полночь. Но когда спрыгнули, луна в небе дернулась назад, а на западе выскочило солнце. Сирше мигом все поняла и крикнула, чтобы никто не оборачивался. Но я была последней и слишком отстала — не слышала ее. Оглянулась через плечо, чтобы бросить последний взгляд на место, которое так ненавидела. И тут на стекло упали солнечные лучи. Я ослепла. В то мгновение я отчетливо поняла, что обречена. Но Сирше кружила вокруг, не глядя на сверкающую гору, летела рядом со мной, выкрикивала приказы. Я ничего не видела и могла лишь полагаться на ее слова. И она вытащила меня, я сумела целой и невредимой приземлиться за морем.

— Но… Изольда и Сибил говорили, что вы лезли вниз по склону, — возразила Кошка.

— Лезли? Ха! Ты те склоны видала? И трех ярдов не пройдешь — на лоскуты порвешься.

Раздалась барабанная дробь.

— Хватит болтать, — велела Изольда. — Сейчас представление начнется.

Трубач сыграл на фанфаре, а универсал издал на флейте мультяшный звук, и по хромированному шесту вниз на сцену скользнул конферансье. На нем было шаманское одеяние — широкие шаровары и рубаха, а на голове вместо маски — лошадиный череп. Конферансье схватился за стойку с микрофоном (тот взвизгнул) и воскликнул:

— Готовы к вразумлению? Готовы? — Зрители захлопали в ладоши, а конферансье махал руками, требуя еще и еще аплодисментов, а потом резко вскинул ладони и в воцарившейся тишине торжественно объявил: — Бытие — это вздох угнетенного раба, банальная и бессмысленная шутка, одни лишь потери, а единственное утешение состоит в том, что каждая минута на целых шестьдесят секунд приближает нас к небытию.

Конферансье высоко подпрыгнул, хлопнул себя по колену, прищелкнул каблуками и захохотал, будто умалишенный.

— Но мы ведь не будем сегодня из-за этого расстраиваться? Нет! Чуть позже послушаем сопрано сфогато — насладимся изысканным звучанием сверхъестественного голоса. А потом у нас сюрприз — особый гость, который вытворит такое, что будете до конца дней вспоминать! Но давайте же начнем наш вечер с… Мучений! Нигилизма! И Революции! Встречайте — Рядовой Хайнт!

На сцене появилась хайнтка в бесформенной рабочей одежде и безыскусной белой маске. Взяла микрофон, отвернулась, прокашлялась в кулак.

А потом заговорила:

— Я не умерла, единственная из восьми детенышей в помете. Я не говорю «семья», ведь мы жили как звери. Иногда нам нечего было есть. За те крохи, что были, мы дрались друг с другом. В школе я ничему не научилась: школа, как я понимаю, существовала лишь затем, чтобы маленькие хайнты не мешались под ногами у взрослых по рабочим дням. Мать вкалывала на трех работах, когда удавалось их найти, а когда не удавалось — просила милостыню…

Послышался скрип сдвигаемых стульев и знакомый царапающий звук. Кошка оторвала взгляд от сцены и увидела, как к ним подсаживаются, придвигая стол, еще трое пилотов: Фиона, Мерил и Бриджит.

Они уселись и уставились на Кошку. Ни одна не моргала.

— Ладно, — сказала Кошка, обращаясь скорее к самой себе, чем к кому бы то ни было. — Становится жутковато.

— Ты не рада нас видеть? — спросила Бриджит.

— Хоть притворилась бы, что рада, — вторила ей Мерил.

— Ты не спросила, как нам удалось сбежать, — изобличающим тоном заявила Фиона.

Мерил склонилась над столом, будто бы собираясь поведать страшный секрет, и сказала:

— Стеклянная Гора — маленькое-премаленькое место и целиком состоит из зеркал. Тюрьма — это трещинка внутри ограненного алмаза, который вставлен в кольцо на мизинце Пожирателя Лет. Немногим известно об этом. Тебя сажают в Стеклянную Гору, и ты целую вечность странствуешь там, затерявшись в сиянии, вновь и вновь сталкиваясь с самой собой и другими заключенными.