Амели Вэнь Чжао - Кровавая наследница [litres]

Ана перешла на крик. Потом наступила тишина. На лицо Рамсона опустились тени; в его сощуренных глазах плясали блики языков пламени.

– Ты должна решить, – наконец изрек он. – Чего ты хочешь?

– Исправить свои ошибки. А чего хочешь ты?

– Я уже говорил. Отомстить.

– Кому отомстить?

Ана наклонилась ближе, настойчиво заглядывая ему в глаза. Надо отдать Рамсону должное – он не отвел взгляда.

– Почему те наемники собирались отвезти тебя к Керлану?

Рамсон подвинулся поближе к ней. Они смотрели друг на друга, склонившись над костром, чей жар вился вокруг, как живое существо. Угли мерцали между ними.

– Я не выполнил его поручения. Не выполнил сделку. Теперь ты осознаешь последствия?

Ана ничего не ответила, и Рамсон со вздохом встал.

– Керлан в курсе всего, что происходит на подконтрольной ему территории. Если попытаешься спасти Мэй, рискуешь потерять алхимика. Подумай об этом хорошенько.

Прежде чем выйти из храма, он остановился.

– И, Ана, запомни мои слова. Ты не бог. Ты не император. Ты не можешь спасти всех. Так что выбери то, что лучше для тебя.

– Куда ты собрался? – спросила Ана.

– Очистить свою душу.

Она смотрела ему в спину, и вдруг ей захотелось, чтобы он остался. Тишина давила, и казалось, что храм, каменные фигуры, вырезанные на стенах, за ней наблюдают.

Ана стала рассматривать рельефы. Должно быть, когда-то они были покрыты позолотой и серебром, украшены лазуритом и изумрудами, но мародеры давно забрали все ценное из заброшенного храма. И тем не менее он был прекрасен. Вызывал благоговейный трепет.

Как всегда, Ана съежилась под внимательным взором богов, остро ощущая свою сущность. Монстр. Ведьма. Деимхов. Она до сих пор слышала крики – напоминание о том далеком дне на Зимней ярмарке в Сальскове. Она тогда сидела не шевелясь в лужах пролитой крови, показывая всем, что они были правы насчет ее. Чудовище.

Но какая-то часть Аны – крошечная часть – тянулась к свету, жаждала справедливости и добра. Огонек надежды зажгла в ней ее тетя много лет назад, сказав всего одну фразу.

Они находились в подобном храме, над занесенной снегом землей сияла луна, освещая холодными лучами свежую могилу ее матери. Ане было восемь лет. Она встала на колени у статуи четырех богов, казавшихся суровыми и бескомпромиссными. Она дотронулась до мрамора, на котором было высечено изображение ее матери: длинные ресницы, отбрасывающие полукруглые тени на высокие скулы, густые локоны – изображение казалось наполненным жизнью. Проводя пальцами по изгибу лица мамы, Ана поняла, что единственное, что не удавалось передать мрамору, – это богатый оттенок ее кожи и сияние улыбки, делавшей окружающий мир светлее, когда она была жива.

Пальцы Аны снова и снова пробегали по чертам холодного белого лица. Из глаз капали слезы.

Прошел всего месяц, но без матери сковавшая Сальсков зима казалась ей холодной и суровой, со своим колким равнодушным снегом.

– Почему? – тихий сиротливый шепот Аны, обращенный к мраморным богам, завис в воздухе. – Почему вы забрали ее?

Они упрямо молчали. Возможно, боги действительно не слышали молитв аффинитов.

На ее плечо опустилась теплая ладонь, и Ана подскочила. Она быстро утерла слезы, прежде чем повернуться.

На нее смотрели спокойные светло-карие глаза великой графини. Спустя пару секунд Морганья заговорила.

– Твоя мать была очень важным человеком в моей жизни, – прошептала она, и Ана нисколько не сомневалась в искренности ее слов.

Мама встретила Морганью много лет назад в одной из деревень. Последняя была побита и истерзана людьми, которые похитили ее из детского приюта и издевались над ней. Мама забрала Морганью во дворец, и со временем они стали близки, как сестры.

– Твои молитвы помогают?

Даже спустя столько лет Морганья говорила тихо и осторожно, ее голос сохранил воспоминания о прошлых лишениях.

Ана замялась.

– Я не… Они не… Не думаю, что…

– Ты не думаешь, что они слышат твои молитвы.

Слова были сказаны мягко, но ранили больнее ножа. Ана, склонив голову, стыдливо промолчала.

Морганья заправила прядь волос Аны за ухо. Так же делала мама, и от воспоминаний Ане захотелось расплакаться.

– Я раскрою тебе тайну, – продолжила графиня. – На мои они тоже никогда не отвечали.

– Но ты не…

Ты не аффинитка.

Морганья приподняла подбородок Аны, чтобы заглянуть ей в глаза.

– Между тобой и мной нет никакой разницы, Анастасия, – проникновенно сказала она. – Многолетнее молчание богов стало для меня ответом.

Во взгляде Морганьи мелькнула сталь.

– Они не обязаны совершать для нас чудеса, Кольст принцесса. Нет, маленькая тигрица, мы сами должны уметь постоять за себя.

Тетя назвала ее прозвищем, придуманным матерью, и на глазах Аны выступили слезы. Сглотнув ком в горле, она повторила тихим, но уверенным голосом:

– Мы сами должны уметь постоять за себя.

Морганья кивнула.

– Запомни это. Чтобы добиться своей цели, тебе придется бороться. И ты, Кольст принцесса, была избрана богами вести на земле бой, в котором они бессильны.

В тот момент было сложно понять суть слов мамики. В заточении, внутри четырех стен своего дворца, за двойными окнами, Ане казалась немыслимой мысль, что она способна за что-то бороться. О том, что боги ее выбрали, и речи не шло.

Но, быть может, ее тетя была права. Под холодным лунным взором тех же безмолвных богов Ана осознала это. Боги никогда не отвечали на ее молитвы, но, возможно, годы молчания были знаком. Мы сами должны уметь постоять за себя.

Взгляд Аны упал на рельеф с изображением маленького ребенка, сидящего посреди поля. Невидимый ветер кружил вокруг нее лепестки цветов, а глаза девочки были полны смеха. Когда Ана в первый раз проснулась в пустом амбаре, она увидела, как Мэй, сидя снаружи на корточках, пытается оживить замерзший в снегу цветок. Ана вспомнила, как пошла за Мэй в дом ее работодательницы; как та гневно ругалась и размахивала руками.

Она также вспомнила брокера из Кирова, его ледяные глаза и выцветшие волосы; имперские патрули, в ослепительно-белых с голубым плащах, со знаком гордого рычащего кирилийского тигра на груди.

Егеря, который лежал у ее ног, сраженный. Охотник, ставший добычей.

Мэй, которая, широко раскрыв от удивления глаза, пошатнулась, когда в нее попала стрела. Захлопывающиеся двери чернокаменного фургона.

Как империя докатилась до такого? Кирилийская империя, которую Ана всю жизнь преданно и горячо любила, как гордое и могучее государство, под стать своему символу – белому тигру. Законы ее были неоспоримы и великодушны. Но то, что Ана видела последние несколько дней, говорило об обратном. Мрачные тени существовали вне закона и процветали за счет тех, кто не обладал положением в обществе или деньгами.