Стивен Эриксон - Дань псам. Том 2 [litres]

Однако предстоящая им операция должна быть мирной, так что ему хватит короткого меча, как обычно, закрепленного в ножнах; да, по сути, все как обычно. Но ведь где-то поджидают убийцы, жаждущие поднять голову Мураша на остриях кинжалов, так что «как обычно» – просто самоубийство. И лучше опоясаться как минимум двумя короткими мечами, забросить за плечо пару арбалетов, в правую руку взять широкий меч, в левую – двойную рапиру, по колчану на каждое бедро, мешок со «шрапнелями» на пояс, а зубами зажать метательный топор… нет, это смешно, он так челюсть сломает. Может, еще один короткий меч… но так он отрежет себе язык, как только попытается что-нибудь сказать, а ведь говорить рано или поздно придется, так?

А можно на пояс повесить все шесть ножен для коротких мечей – тогда получится юбочка из коротких мечей, но это ведь не страшно, правда? Однако куда девать «шрапнель»? Один удар эфесом или рукоятью – и он превратится в расползающееся облако усов и обломков оружия. А арбалеты? Придется их все зарядить, но тогда уж беречь спусковые крючки, если не хочет, споткнувшись, проткнуть всех друзей.

А если…

Что там? Вернемся к Дымке? Плоть к плоти, в руках полновесные груди, колено настойчиво раздвигает бедра, пот мешается с ароматными маслами, мягкие губы мечтают слиться, языки танцуют, скользя, как…

– Я не могу надеть сразу все!

Скиллара обернулась.

– Правда, Мураш? А разве Дымка не сказала об этом колокол назад?

– Что? Кто? Она? Да что она понимает?

На этот выпад неосознанной иронии Дымка только задрала брови, перехватив взгляд Скиллары. Та в ответ улыбнулась и снова присосалась к трубке.

Дымка взглянула на поэта и обратилась к Мурашу:

– В любом случае здесь мы в безопасности.

Выпученными глазами Мураш уставился на нее с недоверием.

– Ты веришь на слово какому-то несчастному менестрелю? Да что он понимает?

– Ты все время спрашиваешь, кто что понимает, хотя очевидно, что и слушать не желаешь, что им известно.

– Чего?

– Извини, я так сбита с толку, что вряд ли смогу повторить. Контракт разорван – так сказал Рыбак.

Мураш медленно покачал головой.

– Рыбак сказал! – Он ткнул пальцем в поэта. – Это не Рыбак – по крайней мере, не тот знаменитый. Он украл имя! Был бы он знаменитым – не сидел бы тут, правда ведь? Знаменитые так не делают.

– Да что ты? – спросил поэт, который называл себя Рыбаком. – А как же мы делаем, Мураш?

– Знаменитые люди делают знаменитые дела, все время. Это всем известно!

– Контракт выкуплен, – сказал поэт. – Но если хочешь облачиться, как будто собираешься в одиночку штурмовать Семя Луны, валяй.

– Веревка! Мне нужна веревка? Надо обдумать! – И чтобы думать было легче, Мураш принялся расхаживать, шевеля усами.

Дымке хотелось скинуть сапог, чтобы двинуть ступню между бедер Скиллары. Нет, она хотела туда вся. Застолбить участок. Зашипев от расстройства, она встала и уселась у столика поэта. Она сверлила его пристальным взглядом; он в ответ поднял бровь.

– Считается, что Рыбак сочинил больше песен, чем кто-либо другой, о ком я слышала.

Мужчина пожал плечами.

– Некоторым из них сотня лет.

– Я был вундеркинд.

– А теперь?

– Поэт бессмертен, – вмешался Дукер.

Дымка посмотрела на него.

– Это обобщающее, идеологическое заявление, историк? Или ты говоришь о человеке, с которым сидишь за одним столом?

Мураш внезапно выругался и сказал:

– Не нужна мне веревка! И кому только в голову такое пришло? Пошли – я возьму этот короткий меч и «шрапнель»; и любой, кто сунется ко мне, любой подозрительный тип может съесть «шрапнель» на завтрак!

– Мы останемся, – сказал Друкер, поймав нерешительный взгляд Дымки. – Поэт и я. Я буду заглядывать к Хватке.

– Хорошо. Спасибо.

Мураш, Дымка и Скиллара ушли.

Дорога вела их из Усадебного квартала, вдоль Стены Второго яруса, в Даруджийский квартал. Город уже окончательно проснулся, и повсюду в толпе гудела бесконечная механика жизни. Голоса и запахи, нужды и желания, голод и жажда, смех и раздражение, печаль и радость – и солнце освещало все, до чего могло дотянуться, и тени уползали, прячась.

Тут и там трем путникам преграждали путь временные препятствия: телега застряла на узкой улочке – лошадь упала замертво, вытянув ноги, и половину семьи накрыло перевернувшейся телегой. Кучка людей вокруг рухнувшего домишки – все хватают кирпичи и обломки бревен, а если кого и завалило внизу, их, увы, никто не ищет.

Скиллара выступала с видом женщины, привыкшей к восхищению. И люди, да, обращали на нее внимание. В других обстоятельствах Дымка – она ведь тоже женщина – обиделась бы, но она издавна привыкла оставаться незамеченной; а вдобавок она и сама была среди восхищавшихся.

– Эти даруджистанцы очень дружелюбны, – заметила Скиллара, когда они наконец свернули от стены на юг, направляясь к юго-восточному углу квартала.

– Они улыбаются, – ответила Дымка, – потому что хотят покувыркаться с тобой. И ты уж точно не замечала их жен и подруг; а они как будто кислятину какую проглотили.

– Может, и проглотили.

– Да уж, точно проглотили. Горькую истину, что мужчины есть мужчины.

Мураш хмыкнул.

– А кем еще быть мужчине? Твоя беда, Дымка, в том, что ты видишь слишком много даже в том, чего нет.

– Ну а ты что заметил, Мураш?

– А я заметил подозрительных людей.

– Каких подозрительных людей?

– Ясно каких – которые пялились на нас.

– Так это из-за Скиллары – о чем мы только что говорили?

– Может, так, а может, нет. Может, это убийцы, готовые напасть на нас.

– Тот старик, которому жена треснула по уху, – убийца? Какую же гильдию они возглавляют?

– Откуда тебе знать, что она ему жена? – возразил Мураш. – И откуда тебе знать, что это не был сигнал кому-то на крыше? Мы точно идем прямо в западню!

– Ну конечно, – согласилась Дымка, – это была его мамаша, ведь по правилам гильдии мама должна быть рядом и проверить, что он получил сигнал, и что доел обед, и наточил ножи, и шнурки правильно завязал, чтобы не споткнуться во время смертельной атаки на сержанта Мураша.

– При моем-то везении он не споткнется, – хмуро ответил Мураш. – Если ты вдруг не заметила, Дымка, это было знамение. Опонны специально послали его мне.

– Почему? – спросила Скиллара.

– Потому что я не верю Близнецам, вот почему. Удача очень коварна. Опонны помогают сейчас, чтобы ударить потом. Если они помогли, этим дело не кончится. Ни за что. Нет, будь уверен, что удар тебя настигнет; и единственное, что тебе известно, что он придет, этот удар. Обязательно. Мы, по сути, считай, что мертвы.

– Ну что ж, – сказала Скиллара. – С этим не поспоришь. Рано или поздно Худ заберет нас всех, это точно.