Игорь Осипов - Некромант. Новелла о непутёвой ученице [СИ]

Пока создавал узелок бега, покойник судорожно дёргался, как мчащийся во сне человек. От такого зрелища Таколя за моей спиной заскулила, держась из последних сил, чтоб не расплакаться. Её можно понять. На глазах у маленькой девочки рейдовый глубинный отряд вырезал всю семью. Мёртвые солдаты в масках и некромант, закованный в воронёную с багряной отделкой броню, снились ей в кошмарах, заставляя просыпаться в истерике и реветь до рассвета, а сейчас это самое зло находится под самым носом.

Я убрал одну руку от покойника и дотронулся пальцами до сложенных в замок тонких ладошек. Но эта мимолётная слабость не должна помешать, и я тряхнул головой, снова сосредотачиваясь на нежити. На этот раз пришлось представить нечто толстое и высокое, а также большое и круглое, что бы он умел огибать деревья и случайные валуны.

А на случай падения должен сам подняться. Вроде бы, всё.

Встать, — прошептал я, почувствовав, как перед глазами поплыло.

Всё же не успевал за это время отдохнуть и отдалиться от бездны. Мертвец плавно встал и застыл, как изваяние.

— Беги, — ослабевшим в один миг голосом отдал я приказ, и труп повернулся спиной к небесному светилу, а затем сорвался с места, треща зарослями.

Мир вокруг потемнел и подёрнулся рябью, словно я нырнул в море и теперь смотрел в небо сквозь покрытую небольшими волнами толщу ледяной воды. А где-то рядом виднелась фигурка маяка, полыхающая ярким-ярким голубым светом, и я изо всех сил старался держаться этого света. Маяк полыхал и приближался, а когда я потянулся к нему руками, то пальцы едва не ухватили синюю струну, уходящую в небо. И казалось, что свет был связан ею. А потом я ощутил тепло и мокрые капли на лице, и понял, что возвращаюсь. Видение сменилось реальностью, где на меня, лежащего на спине, уставились три пары глаз. Хмурые до невозможности принадлежали Брою, зарёванные карие — Мираэль, и именно с них мне на лицо падали крупные горючие слёзы, третьи же, ярко-зелёные — нависшей надо мной Таколи. Северянка сидела на мне сверху, держалась за моё лицо ладошками, а губы её тряслись.

— Давай ещё раз, — прорычал Брой, и рыжая девушка припала к моим губам в долгом поцелуе.

— Дядя Ир, — пересохшим голосом позвала меня Мира. — Я их всех подниму. Ты только не уходи в бездну.

— Всё, я здесь, хватит, — ответил я через силу, когда Таколя оторвалась от моих губ.

Северянка шмыгнула носом, а потом вытерла лицо, по которому пробежали слёзы, ладонью.

— Целоваться она не умеет, — с сарказмом в голосе пробурчал Брой и грубо продолжил: — Я её трахаться в следующий раз заставлю, если поцелуи не помогут. Или целовать не только губы, но и член, мать вашу. Я хочу выбраться с этого проклятого острова, а она: «Не умею», — передразнил головорез девушку, изобразив глупое моргание глазками и сложив обветренные губы бантиком, что при его покрытой шрамами загорелой роже смотрелось весьма забавно.

— Странный способ, — с ухмылкой пробормотал я, почувствовав сильные руки пирата, отрывающие меня от земли.

— Шадис как-то обмолвился, что, типа, поцелуй девственницы очень хорошо ему помогает.

Я сморщился от резких движений и пошатнулся, но остался стоять на ногах, прислушиваясь к шумам за тростниковой зарослью.

— А если бы она не была девственницей? — переспросил я.

Заштопал бы, мать ее, мастер, — поправился пират, собираясь уже изобразить отборную брань, — иголкой для паруса.

Протерев лицо рукой, я поглядел на Миру.

— Поднимай гребцов. Я помогу.

— Я сама, — тут же затараторила племяшка и подбежала к кучке нежити, а потом поправила на одном из гребцов деревянную маску. — Доступ.

— Ты не перетрудись, — произнёс я, и, шатаясь, подошёл ближе. — Ты ещё не умеешь чувствовать бездну. Она тебя сразу затянет.

Мира старалась не глядеть на меня, время от времени шмыгая носом и водя ладонью по лицу. Я осторожно сжал руки девушки чуть выше локтей и поцеловал в висок. За эти несколько дней она стала для меня действительно родной. Не просто дочкой брата, которая приходила иногда в мой дом, переворачивала его вверх дном, а почти собственным дитём.

— Не спеши, — повторил я, — сейчас как раз тот случай, что лучше не торопиться, а то получится, как со мной.

— Я устала, — произнесла Мира. — Я вся чешусь от морской соли и пота. Я воняю, как бездомный пропойца. У меня урчит живот от этой отравы, которую почему-то назвали мясом и вином. У меня всё болит от этих камней, на которых я пыталась спать, а ещё эти гадские москиты и мухи, они всю ночь кусали.

— Потерпи, — прошептал я, а потом добавил с тоном заговорщика: — выбери двух самых больших гребцов, и я покажу одну из прелестей дара некроманта.

Мираэль сделала пол-оборота головой и поглядела на меня с горькой усмешкой.

— А они есть?

— Конечно, есть, — кивнул я, выпуская девушку из объятий и широко улыбнулся.

— Ну. Вот этот и этот, — неуверенно показала пальцем племяшка.

— Выбери узелок «Груз». Гребцы наверняка умеют быть носильщиками, ведь товары и припасы на корабль нужно кому-то таскать. Укажи парную работу, ведомого и ведущего, и поедешь с удобствами, — произнёс я, а потом отошёл в сторону и поднял с земли длинную толстую жердь и одеяло, тут же завязав концы узлами.

Меня или Броя такая ткань вряд ли выдержит и порвётся по целому, но лёгонькую девушку запросто.

Мира шептала и водила пальцами в воздухе, разбираясь с узелками нитей управления, что людьми неграмотными и далёкими от любого мастерства, будь то некромантия или заклинание стихий, воспринимается как само создание колдовства. Ученики или мастера,

недавно прошедшие квалификацию, часто сопровождали свои действия пасами рук или бормотанием, и Мираэль здесь не исключение.

Я несколько раз попробовал согнуть деревяшку, дабы убедиться, что она не сломается, а потом быстро продел шест между завязанными концами одеяла. Получилось нечто вроде переносного гамака.

— Мира, — позвал я племянницу, оборачиваясь к ней.

Племянница стояла перед выстроенной в шеренгу шестёркой мертвяков, замерев и безвольно опустив руки. Она пошатнулась и начала заваливаться набок, отчего я едва успел её подхватить.

— Мираэль. Мира, — позвал я, хлопая ладонями по ставшему серым лицу, а когда девушка начала часто моргать, погладил волосы. — Я же говорил, не спешить.

— Это и есть бездна? — тихо спросила племяшка плохо слушающимися посиневшими губами.

— Ага.

— Но почему? Они же подготовленные.

— Мира, — вздохнул я, помогая девушке встать на ноги. — Даже самый хорошо сделанный мертвяк тянет мастера к потустороннему царству. Представь, что сырой необработанный труп — это большая тяжёлая дыня, а готовый — оливка. Но что тяжелее, одна большая дыня или тысяча оливок?