Игорь Осипов - Некромант. Новелла о непутёвой ученице [СИ]

Пират нашёлся в полусотне шагов от места привала. Пират провалился в какую-то не то яму, не то погреб с откинутой крышкой и громко ругался. Увидев меня, он показал на что-то руками.

— Тут добра разного много. Наверное, схрон контрабандистов. Но лестницу убогую поставили, сломалась сразу. Мастер, если тебе ещё нужен цепной пёс, помоги выбраться.

Я огляделся в поисках чего-нибудь подходящего, а потом заметил длинную толстую ветку. Она вполне могла подойти на роль лестницы. Она была тяжеловата, но не настолько, чтоб человек не смог поднять. За нежитью, что ли, сходить?

Думая так, я поглядел в сторону кустов, за которыми сейчас находились девчата, а потом услышал приближающийся собачий лай.

— О, боги, — вырвалось у меня, — по нашим следам с волкодавами идут.

— Мастер, вытаскивай меня отсюда! Мастер, быстрее! — затараторил Брой из погреба.

— Нет, — тихо ответил я.

— Что значит, нет?! Я не хочу подыхать! Вытаскивай! — начал кричать пират, и размахивать руками.

— Ты бегаешь быстрее собак? — огрызнулся я, мельком глянув в погреб.

— Здесь даже убежать не получится! Меня в упор из луков расстреляют, как барана на привязи!

— Сиди там.

— Я тебе голову оторву, если выберусь! Так и знал, что все богатеи — напыщенные трусливые ублюдки. Вытаскивай!

Я не стал слушать брань, лившуюся из уст пирата, а быстро побежал в сторону девчат. Когда я появился на поляне, они глядели на меня испуганными взглядами.

— Дядя, что делать? — тут же спросила Мира.

Она стояла сейчас на земле и держалась за плечо носильщика. Племянницу всё ещё шатало после того, как она побывала на краю бездны.

— Лечь. Быстро. Нас в легионе учили сбивать собак со следа, но я ни разу этого не делал по-настоящему, поэтому ни звука.

Зарёванная от переживаний о своей приближающейся кончине Таколя рухнула в траву ничком, Мира неспешно опустилась и засопела. Носильщикам было достаточно отдать приказ «лечь». А вот с мертвячкой возникли затруднения, в женщину-нежить не был заложен такой приказ.

Я потянулся к её тусклым нитям, кажущимся сейчас в сравнении с полыхающими белыми паутинами душ девчат и ребёнка тонкой медной проволокой, блестящей в свете факела. Пришлось снова тянуть за нитки напрямую. Я присел, сделал руками жест, словно подхватываю что-то большое с земли, а потом опустился на пятую точку и лёг в траву. Мёртвая женщина повторила мои действия, прижав к себе испуганного мальчика.

— Помолчи, — прошептал я мёртвыми губами, а потом отпустил нити и вскочил с земли, направившись к зарослям, откуда слышался далёкий собачий лай, и сел на колени.

Лай стал значительно громче, и откладывать попытки отвести погоню было смерти подобно. Я закрыл глаза, слушая своё сердце. Оно напряжённо билось, вслушиваясь вместе со мной в лай и вой.

Тук-тук. Тук-тук.

Нужно успокоиться. Нужно быть хладнокровным, средство очень чувствительно к способностям мастера и легко рассеивается амулетами. Нужно иметь полный контроль над собой, чтоб получилось. Но боги, должно быть, смеются надо мной, ибо хладнокровия не было и в помине. Тук-тук. Тук-тук, разгоняло свой бег сердце, боясь даже не за себя, а за девушек. Хуже смерти, чем быть разорванным на куски собачьими клыками, сложно придумать. Разве что сгореть заживо или подыхать, будучи насаженным на кол. Той женщине даже очень повезло захлебнуться собственной кровью, попавшей в лёгкие вместе со стрелами.

— Успокойся, — прошептал я сам себе, — успокойся.

Но псы подходили ближе, и сердце билось ещё быстрее.

Тук-тук-тук-тук.

— Сыграй мне, Тагира, — прошептал я, стараясь ровно дышать, но образ смуглой девушки с флейтой в руках упорно не хотел приходить.

Она словно стояла за закрытой дверью, зажав уши, и не слышала меня. Я постарался вспомнить что-нибудь хорошее, чтоб привязаться к этому, но не получалось. Вот промелькнул образ мамы, где она убитая горем о погибшем сыне. Вот хмурый отец. Вот прекрасная Танра на моём ложе, её хотелось позвать и обнять, но у неё почему-то нет лица, и я не вижу её тёмных очей. И сама она бледна и недвижна, словно мраморная статуя, у которой кто-то счистил лицо резцом до совершенно ровного состояния — ни носа, ни глаз, ни рта. Она далёкая и чужая.

— Тук-тук-тук-тук! — билось сердце, и уже слышались голоса недругов.

И самому хотелось плакать от досады или взять гладиус и безрассудно выйти вперёд, принимая удар. Но мои спутники без меня не выживут, значит, нужно успокоиться и сделать, как учили.

Нужно искать что-то близкое.

«Я буду великой некридой — повелительницей мёртвых», — всплыл из памяти голос Миры, и я не вправе рушить детские мечты. А потом перед глазами вспыхнуло сияние нитей, голубых, как чистое небо, и я ощутил на своих губах губы Таколи, шептавшей свою излюбленную скороговорку: «Гашпадин, пажалюста». Это был лишь морок, но он почему-то подействовал, и сердце начало замолкать.

— Тук. Тук. Тук.

Я сделал вдох и открыл глаза. Псы близко, но это ничего уже не значит. Под их лапами устланная палыми листьями и хвоей земля. А сухие части растений — это чистейший тлен, подвластный опытному некроманту. Я представил, как эта пыль погибших деревьев начинает клубиться, подобно туману, забивая носы зверей. А теперь я приказываю тлену стать едким.

Неподалёку раздался многоголосый вой, сменившийся скулежом.

Закашлялись люди, начав ругаться на животных и проклинать богов. Серая мгла смерти взмывала всё выше и становилась плотнее, словно поднятая ураганом пустынная пыль. Вой и кашель усилились. Я открыл глаза, поглядел на девчат и положил руку на рукоять меча.

— А почему я должен убегать, ведь их всего четверо? — прошептал я, встал с колен и направился к врагам.

Сердце билось ровно, а голова стала ясной, как и полагалось опытному некроманту.

Тук. Тук. Тук.

Расстояние до скрытых серым туманом человеческих фигур я преодолел лёгким бегом. Мгла расступалась перед создавшим её мастером, не причиняя вреда. В ней виднелись силуэты кустов, стволов деревьев и кашляющих людей. Я подошёл к ближайшему человеку, согнувшемуся пополам и надсадно кашляющему, и ударил клинком, как учили — колющим под рёбра. Человек выронил короткий кривой меч, схватился за живот и повалился на траву, хватая ртом воздух.

— Харинг, ват терио кай? Харинг, — сдавленно звал его ещё один, и я шагнул на голос.

Тук. Тук. Тук. Тук, мерно билось сердце, а остриё гладиуса вошло в неприятельское горло. Лишь красные, залитые слезами глаза промелькнули передо мной, прежде чем их обладатель беззвучно упал мне под ноги. Он даже не успел воспользоваться своим топориком.

Тук. Тук, смешивался с собачьим воем стук сердца, и клинок вошёл в бок третьему человеку. Мертвец выпустил из рук поводки, и волкодавы бросились наутёк, задыхаясь от боли и не имея сил терпеть жжение в чувствительных носах.