Маргарита Дорогожицкая - Стихия страха

Под ногами хлюпала вода. Ее звук раздражал, и я убрала эту ноту. Вода исчезла. Так просто… Вырванное с корнями дерево перегородило дорогу. Я смотрела, как Он свернул в подворотню, чтобы обойти препятствие, не догадываясь, что можно просто приглушить его ноту. Дерево перестало существовать, но Он не заметил и повел меня в обход. А потом застыл возле искореженного трупа какого-то бродяги. В бродяге было всего две ноты, было легко их подобрать, и вот его тело растворилось в тишине. Но Он продолжал стоять и смотреть на пустое место, и я стала подбирать ноты для остального. Если исчезнет все вокруг и наступит долгожданная тишина, тогда Он тоже умолкнет. Он не сможет звучать, если мир перестанет существовать… Я просто хотела тишины…

Он остановился возле дома и начал что-то говорить. Я силилась убрать звуки Его голоса, но не успевала, октава цеплялась за октаву, оглушая меня громогласными фанфарами коротких пауз. Звуки застывали, будучи произнесенными, теряли смысл, но стираться не хотели, продолжая затягивать меня в вязкий водоворот. Но потом Он подтолкнул меня к входу и ушел, хотя и продолжал еще звучать в моем сознании целую вечность. А когда затих, стало так радостно и покойно… Я приглушила воду с пола, вычеркнула из нотного ряда мироздания стены и лестницу. Меня раздражала черная рваная тряпка у меня на плечах, я убрала и ее, хотя почему-то для нее пришлось подбирать больше нот, чем для целого дома. После я стирала все, что попадалось мне на глаза, пока вокруг не повисла долгожданная тишина…

Идеальную гармонию оказалось так сложно достичь. Звуки уже не мешали мне, я слышала только себя. Мир вокруг умолк навечно, но упрямо не хотел оставлять меня в покое. Возле меня появлялись какие-то люди, закрутилась бессмысленная суета. Я забыла ноты… Навязчивое присутствие белобрысого мальчишки беспокоило, ему было что-то нужно от меня. Я решила просто подождать. Все затихнет, надо только ждать. Я послушно вставала, если меня поднимали, послушно садилась, послушно открывала рот и жевала пищу, послушно позволяла себя переодеть и причесать… Потом мне надоело… Я решила их не замечать… Это ведь так просто… Их образы стали тускнеть, выцветать, искажаться… Тонкий прозрачный лед забытья делал людей вокруг меня бесплотными тенями, мечущимися по ту сторону реальности… Ледяная стена надежно укрывала меня, и я укрепляла ее, расписывая морозными узорами выплеснутых чувств и воспоминаний…

Белая тьма небытия была такой близкой, и я тщилась дотянуться до нее, тщилась избавиться от всего, что держит. Чужие прикосновения раздражали. Они возвращали ощущения фальши бренного тела, которое смеет дышать, пить, есть, испражняться… Шутовской костюм собственной плоти казался огненной темницей, что звенит жалкими бубенцами в безумной пляске жизни. Но темп танца убывал, отдавая все силы звуку, чистому, белому, высокому… Кульминация уже скоро, а там меня ждет вечная гармония… Надо просто подождать… Скоро… Близко… Вечно…

Во сне земного бытия

Звучит, скрываясь в каждом шуме,

Таинственный и тихий звук,

Лишь чуткому доступный слуху.

(Фридрих Шлегель)

Глава 16. Инквизитор Тиффано

Разрушения в городе были ужасны. К сожалению, не обошлось и без смертей. Тела несчастных, в основном бродяг и упрямцев, не захотевших бросить жилища с имуществом, находили в самых неожиданных местах. И каждый раз сердце болезненно сжималось при мысли, что и эту смерть можно было предотвратить, если бы я был расторопней, убедительней, умней…

Известие о том, что волна прошла, распространилось со скоростью лесного пожара. Люди начали возвращаться в город, торопясь к разрушенному жилью. Многие остались без крыши над головой в преддверии зимних холодов. Центр города почти не пострадал, а вот лачуги на побережье превратились в жалкие груды, непригодные для жизни. Дом Лидии уцелел. Я старался не думать о его хозяйке, о пугающем пустом взгляде серых глаз и безжизненной руке в моей руке.

Больше всего пострадали гавань и порт. Неосторожно оставленные корабли были вынесены на землю и превратились в щепки, причинив дополнительные разрушения на берегу. Морское сообщение восстановят нескоро, а купцы еще долго будут подсчитывать убытки от непогоды. Я тщетно пытался убедить себя, что произошедшее на маяке мне почудилось. Однако стражники с горных застав и дозорных башен прекрасно видели побережье и теперь всласть обсуждали разыгравшуюся на нем трагедию, удивляясь чуду. Потому что иначе это назвать не получалось. Мощь первого удара стихии захлебнулась в невидимой преграде и была обращена против второй волны, почти погасив ее, так что на побережье обрушилась лишь самая слабая, третья волна. Иначе от города бы ничего не осталось. О том, как старый маяк выдержал напор стихии, я старался не думать.

Отец Валуа нашел меня одним из первых. Он долго смотрел на меня и казался обескураженным.

— Кысей, ответь мне, — церковник тронул меня за плечо. — Как ты узнал о надвигающейся опасности? Только не ври мне о святом.

Волна разрушила опоры акведука, и теперь город рисковал остаться без воды, что грозило обернуться вспышкой холеры. Я пытался разобрать одну из опор, заваленную обломками.

— Оставь уже этот валун, — раздраженно сказал отец Валуа, не дождавшись от меня ответа. — Им займутся стражники! Ты меня слышишь?

Я молчал и берег дыхание, тяжелый камень сдвинулся под моим плечом совсем чуть-чуть. Я огляделся вокруг, заприметив подходящую доску для рычага, и подозвал одного из стражников помочь.

— Кысей! — рявкнул отец Валуа. — Немедленно прекрати! Или мне вызвать тебя для официальной беседы в резиденцию?

— Резиденции нет, — пропыхтел я. — Из нее торчат остатки выброшенной на берег бригантины.

Отец Валуа потоптался рядом, только мешая своим присутствием.

— Ладно. Пусть будет явление святого. Но ты же понимаешь, что случится дальше? Не можешь не понимать. Сбывшееся пророчество — это тебе не шутка. Кроме того, среди горожан ползут слухи о чуде, спасшем город! Тебе придется предстать перед орденом Пяти. Его глава, отец Павел, скоро прибудет сюда. Не хочешь говорить мне, но ему ты все расскажешь. И общими фразами не отделаешься!

— Надеюсь, он не попал в шторм, — я вытер пот со лба и взялся за следующий обломок. — Отец Валуа, лучше помогите.

Первоочередной задачей было восстановить водоснабжение города и похоронить тела, чтобы не допустить попадания трупного яда в воду. Бургомистр и капитан не торопились вернуться в разрушенные владения, поэтому мне пришлось организовать стражников и добровольцев из числа горожан. Меня узнавали, несмотря на то, что я был в простой рясе послушника, одолженной по случаю. Хотя, как не узнать, я был единственным в городе инквизитором, безошибочно выдаваемым длиной волос. Удивительно, но мои приказы выполнялись безоговорочно, возможно, благодаря отцу Валуа. Он был недоволен мной, но отдал необходимые распоряжения, и к разбору завалов присоединились послушники и братья ордена. Сбывшееся пророчество обратило многих в бездумное религиозное рвение, которое требовалось направить в нужное русло. Мелькающие то там, то здесь черные и серые рясы придавали людям сил, словно примиряя их с ужасающей действительностью. Случаев мародерства или беспорядков почти не было, лишь пару раз поймали грабителей и тут же, не дожидаясь суда, вздернули на дереве. Это мгновенно остудило пыл желающих поживиться на чужой беде.