Александр Климов - Венецiанская утопленница

Багор вонзился в плечо Готтоффа и рванул его прочь из воды…

Пожарные не смогли растянуть сразу тела утопленников. Пришлось использовать древко багра как рычаг, чтобы разжать объятия барышни.

Анастасию отвезли в дом губернатора на тройке лошадей, служивших в пожарной части.

А моряка до лазарета довёз сам мальчик на своих санках. Улицы были пустынны, некому было помочь. Но Никанорка бежал, как умел – быстрее ветра.

Готтофф провёл неделю в горячке, а потом сам встал и дошёл до больничной кухни воды напиться и только тогда заметил, что вновь может ходить прямо, как человек.

Анастасия была без сознания вдвое больше времени. Отец Никанор её соборовал, так как никто не верил, что она будет жить.

Губернатор изредка заглядывал к дочери. Садился на край постели и внимательно вслушивался в её бред. Волосы Анастасии разметались по подушке и более напоминали водоросли. Изредка она открывала глаза, но при этом не видела ничего, кроме глубинного дна.

Когда к дому губернатора привезли свежий дубовый гроб, барышне стало лучше и она пошла на поправку. Его сиятельство приказал оставить его на всякий случай и покрыть двумя слоями лака, для пущей сохранности.

Анастасия пришла в абсолютное сознание на шестнадцатый день после потопления. С трудом одевшись, спустилась во двор, нашла на конюшне гроб и разрубила его в щепы топором.

На небе в тот день совсем не было видно солнца, но она знала и без светила, что теперь будет жить вечно.

Чай Готтофф шёл по улице, жонглируя тростью и только изредка опираясь на неё. Ботинки на каучуковой подошве колоритно вминали снег. Тело обнимал новенький шерстяной костюм в клетку и ромбики, ни разу не кусанный молью, и такое же свежее пальто. На шею был повязан лиловый шарф в зелёный горошек. Голову моряка украшали чёрный цилиндр и покрасневшие от мороза уши.

Костюм ему сшил потомственный портной, известный тем, что как-то лично штопал чулки одной известной особе из императорского дома. Бельё на моряке было тоньше, чем у французских барышень, разве что без кружев и бантиков.

Побрил Чая цирюльник из-за Канавы, ради такой чести с утра наточивший бритву острее, чем тёщин язык. Волосы под цилиндром были уложены так же тщательно, как кирпичи в кремлёвской стене. Благоухал варяг сиренью на спирту.

Чай любовался святочными гирляндами на окнах домов сквозь стекло цейссовского монокля. За сотню шагов он видел, как городовой вытянулся в струнку. Не хватало только, чтобы жандарм отсалютовал ему. Городовой, уловив мысли моряка, щёлкнул каблуками на заграничный манер, выхватил из ножен саблю и ткнул ей в небо. Вышло очень мило. Готтофф помахал в ответ над головой тростью.

Босяки, семенившие за ним, как апостолы за Спасителем, пели ему хвалебные частушки и гнали от него прочь любопытных собак. Чай угощал их бубликами, а собакам крошил пирог с требухой.

Мимо пролетело несколько троек, запряжённых холёными лошадьми.

Извозчики круто развернули сани и наперебой стали звать моряка прокатиться. Один нахваливал новые колокольчики с нижегородской ярмарки, другой презентовал своих рысаков, а третий молча откинул лежавшую сзади медвежью шкуру и продемонстрировал сонную цыганку, готовую петь и танцевать по первому требованию. Готтофф, не желая никого обидеть, похвалил колокольчики, потрепал гриву пристяжного серо-пегого и поцеловал смуглую цыганку в губы…

Но ехать отказался. Приятно было пройтись пешком.

Дом губернатора встал перед Готтоффом уже в сумерках. Свечи горели во всех окнах, кроме кабинета его сиятельства.

Ноты хрустальной музыки парили в пространстве.

У ограды в большом количестве расположились кареты и сани и два автомобиля. Кучера грелись у костра, а шофёры с видом явного превосходства стояли отдельно в кожаных пальто и таких же перчатках, втайне мечтая прижаться к тёплому крупу лошади, только бы чуть-чуть оттаять.

Привратник открыл перед моряком калитку и склонился ниже, чем перед самим хозяином дома. В ответ Готтофф расцеловался с ним, чем привёл старика в самое тёплое расположение чувств, необходимое для профилактики остеохондроза.

Двери особняка распахнулись перед моряком.

Из дома пахнуло жаром блюд и ароматом духов. Чай поправил тростью цилиндр на голове и шагнул в высший свет города N с правой ноги.

Его сиятельство, с руками, готовыми к объятьям крейсерским ходом, прорезал собрание разряженных и напомаженных первых лиц города.

Господа навели на героического зятя лорнеты, монокли, пенсне и бинокли. Благосклонно заурчали их желудки. Дамы присели и продемонстрировали свои прелести лично для него. Варяг смотрел сквозь них, вызывая острое желание завладеть своей персоной.

Губернатор сжал его до хруста. Вспыхнуло сразу несколько магниевых фотовспышек.

– Штрафную!

Лакей подал громадную стопку водки на серебряном подносе. Чай выпил – не мигнув и не закашлявшись, по-царски отказался от канапе с чёрной икрой, впрочем, как и от второй рюмки.

И тут он увидел ЕЁ …

Снежную королеву…

И тогда закашлялся, сконфузился и расколол монокль взглядом.

Она стояла на витой лозой парадной лестнице.

Одна её ножка уже опустилась на ступеньку, и открылась бирюзовая туфелька на длинном тонком каблучке из горного хрусталя.

Платье было соткано из тончайших снежинок и закручивалось вокруг её тела шёлковой вьюгой.

В волосах спряталась маленькая корона, усыпанная бриллиантами и изумрудами, а лицо наполовину скрывала драгоценная венецианская маска.

Руку она держала на безобразной голове смешливого чёрта, служившего балясиной в доме губернатора.

Она смотрела прямо на него. «Странно, – думала барышня, – он выше отца». И совсем не похож на безвесёльного пьяницу, как она называла его за глаза. И не похож на морскую болячку, как она называла его, глядя ему прямо в лицо. Ей захотелось курить, чего не было с ней уже более месяца.

Анастасия невольно улыбнулась, а он покраснел так сильно, что пришлось выхватить у ближайшего лакея фужер с сельтерской водой и выпить его, давясь и пуская газы носом, за что выслушать множество шуток от будущего тестя.

Чай не придумал большего, чем отвернуться от Анастасии и сделать вид, что не видел её.

– Ангел мой, душенька! Ну обнимите же невесту! – губернатор развернул Готтоффа лёгким движением руки. Чай, потупив глаза, поклонился барышне. Она в ответ начала флиртовать с каким-то штабным офицером.

– Добрый вечер! – Готтофф коротко поклонился девушке.

Офицер холодно взглянул на него и продолжил одаривать Анастасию змеиными улыбками.

– Как ваши ноги? – Она смотрела Чаю прямо в глаза.