Александр Климов - Венецiанская утопленница

– Ходят. А как ваше здоровье? – Готтофф с трудом выговаривал слова.

– Благодарю.

Офицер смотрел попеременно то на Готтоффа, то на Анастасию и нервно потирал побелевший от напряжения кулак.

– Вы знаете… – продолжал он как можно развязней.

– Нет, не знаю, – Анастасия даже не взглянула на него. – Оставьте меня, пожалуйста, мне надо многое обсудить с моим…

Воцарилась пауза.

– Женихом, – сказала она прямо в лицо офицеру. Тот зашипел удивлённо и уполз молниеносно в тень, где тут же спарился с себе подобной особью из городских сплетниц.

– Хороший парень, – неискренне соврал Чай.

– Ой, оставьте! – барышня махнула нетерпеливо рукой.

– Нет, правда, – продолжал нести чушь Готтофф от робости.

– Он бы ударил вас по лицу, если бы не я, – засмеялась Анастасия.

– Не посмел бы… – моряк обиделся.

Он уже сто раз пожалел, что пришёл сегодня на бал к губернатору.

Чай решительно схватил бокал с шампанским. Барышня легко перехватила бокал из его руки и вылила содержимое в кадку с пальмой.

– Идёмте со мной.

Она взяла Готтоффа под руку и…

Лакеи по команде потушили одновременно все свечи в зале.

Воцарилась полная тьма.

Его сиятельство повернул тумблер на стене, и зал залил яркий электрический свет. Эффект был так неожидан, что главный полицмейстер, по случаю темноты набивавший карманы закусками, был пойман с поличным и громче всех смеялся губернаторской шутке.

Анастасии и Чая в зале уже не было.

Барышня демонстрировала моряку литографии с изображением Венеции.

– Огородов не видно, – сомневался в правильности выбора Чай.

– Какой вы, право, наивный! – Анастасия листала страницы, отыскивая заинтересовавший её ранее дом.

– Как же без хозяйства? – настаивал Готтофф.

Она нашла то, что искала. Дом был похож на огромную медузу и, огорода при нём не было.

– Ну, не знаю… – затянул Чай.

– Вам там не жить! – успокоила его барышня.

Чай отвлёкся на детские игрушки, разбросанные по комнате. Со столика на него таращился клоун с вытаращенными кровавыми глазами и спрашивал детское сердце протянутой клешнёй.

– На боцмана похож, – усмехнулся моряк.

Он взял клоуна в руки, повертел, подёргал его за конечности и оторвал одну.

– Бросьте!

– Ещё можно исправить… Он, наверное, вам дорог.

– Нет. Я совсем не помню его.

– Жалко…

– Мне здесь ничего не жалко. Я ничего не узнаю в своей комнате. Мне кажется порой, что здесь жила совсем другая девочка, а не я, так мне всё чужим видится.

Барышня открыла шкаф и высыпала целый ворох кукол, петрушек, оловянных солдатиков, плюшевых зверей и кожаных мячей.

– Это всё чужое!

Готтофф в детстве имел всего одну игрушку – деревянный чурбан, который начал вытачивать в некое подобие бобра его отец, а до этого его дед, а до него его прадед, и так несколько поколений, и никто дальше зубов не продвинулся.

– У меня был бобёр деревянный, – похвастал Чай.

Анастасия подала ему дорогую французскую копию Кота в сапогах. Шкура его была из чёрного меха крота, а сапожки из сафьяна, шпага из чистого серебра.

– Дарю!

Готтофф помотал головой.

– Не, не надо. Мой был лучше.

Девушка присела на диван. Она вспомнила, что у неё тоже был простой деревянный щелкунчик – белка. Где же она? Грызёт ли ещё орехи, или её саму загрызли крысы?

– Помогите мне найти…

– Конечно… – Чай медленно-медленно опустился на жалобно заскрипевшие колени.

– Ищите белку!

Они вдвоём перерыли весь ворох игрушек не один раз. Нежный аромат Анастасии смущал Чая. На флоте ему доводилось слышать близко только амбре из кишечника кашалота.

Белки нигде не было. Ни в целом, ни в разобранном виде.

– Простите, мне на мгновение показалось, что мы её найдём…

– Давайте ещё поищем!

– Нет, – Анастасия расстроилась. – Не было никогда её. Я всё придумала.

В дверь отрывисто постучали и тут же открыли.

На пороге стоял секретарь губернатора. Не глядя на Анастасию, он обратился к Готтоффу.

– Его сиятельство просят вас в свой кабинет.

Анастасия пошла было с Готтоффом к двери. Но секретарь заискивающе улыбнулся ей и добавил:

– Вам его сиятельство просили передать, чтобы вы гостями занялись.

Готтофф в дверях обернулся и спросил на равных у Анастасии.

– Может, я зайду ещё?

Она в ответ пожала плечами.

Губернатор что-то быстро писал, сидя за огромным дубовым столом. Он не взглянул на Готтоффа и на вежливое покашливание ответил монотонным скрипом пера.

– Я вас любил как сына, – холодно произнёс губернатор, не отрывая глаз от бумаг.

Секретарь протянул моряку письмо, пришедшее этим днём по почте. Готтофф взглянул на адресата и похолодел от ужаса. Через мгновение князя втоптали обратно в грязь.

– Я тоже был молод. И совершал разные… – губернатор задумался, то ли подыскивая правильное слово, то ли вспомнив молодость. – Но ни-когда! Слышите? Никогда! Не врал так подло и бесстыдно, как вы!

Письмо было из Чемульпо от хозяйки дома Пионов. Она требовала деньги с моряка за сожжённый бордель и благословляла его на свадьбу, могущую снабдить его достаточными средствами для погашения долга.

Доктор ничего не сказал губернатору о прошлом Чая, но написал корейской госпоже о его будущем.

– Покиньте немедленно город. Надеюсь больше никогда о вас не услышать.

Готтофф уставился на носки своих туфель.

– Можно попрощаться с Анастасией?

Тысяча осколков стекла разлетелась по комнате. На стене чуть левее головы Готтоффа расползалось чернильное пятно.

– Вон!!!

Чай Готтофф кивнул и вышел прочь из кабинета. Когда его шаги смолкли окончательно, Криволап тихонько зааплодировал губернатору.

Моряк брёл, не поднимая ног. В снегу оставалась глубокая петлистая колея. Пальто на его груди было распахнуто, но ветер не мог охладить полыхающее сердце.

За спиной послышался цокот копыт и свист кнута. Чай не обернулся и искренне возжелал, чтобы лошади затоптали его насмерть.

Карета обогнула его и остановилась. Из неё выпрыгнули два охотника с отмороженными лицами и, подхватив Готтоффа под локти, – бросили его в экипаж. Трость осталась лежать в снегу.

В тени кареты сидел секретарь его сиятельства Криволап и беззвучно шевелил губами. Он то ли молился, то ли проклинал.

Кучер взмахнул бичом, и карета полетела, почти не касаясь полозьями снега. Охотники вскочили на ступени по обеим сторонам кареты и намертво зафиксировали своими телами двери.

За каретой некоторое время гнались бродячие собаки, учуявшие щедрого моряка, но им было не угнаться за дьяволом, вселившимся в губернаторских лошадей. и они, отстав, взвыли в унисон с чёрными мыслями Готтоффа.