Александр Климов - Венецiанская утопленница

Первый улов рыбаков-артельщиков весной 1905 года был утопленник и полведра пескарей.

Мужики рассмотрели труп с ног до головы и не признали в нём местного.

Положили мертвеца на телегу и повезли в церковь. Дьяка на месте не оказалось. У того разболелся зуб, и он уехал в губернский город к фельдшеру терпеть хирургию. Ожидали священнослужителя никак не раньше, чем через два-три дня.

В селе гостил у своего помещика-дядюшки студент медицинской академии. Из любопытства и чтобы произвести впечатление на местных барышень, молодой человек осмотрел выловленное тело и, к всеобщему ужасу, объявил отсутствие каких-либо признаков разложения.

Утопленника срочно перенесли в избу старосты, уложили на печь, предварительно растерев водкой и укутав в пуховой платок.

Студенту пришло время возвращаться в кампус. Он уговорил дядюшку отправить вместе с ним выловленное тело для научных опытов.

Возражений не было – утопленника беспокоили дети, а старухи по углам шептались, что от мертвеца жди беды и дождливого лета. Некоторое сомнение имел дьяк, втайне мечтавший использовать выловленного несчастного нетленными мощами святого праведника.

В университете труп стал проявлять признаки беспокойства после опытов с применением гальванических ванн и электрического тока. Он вскочил с прозекторского стола в анатомическом театре и попытался сбежать. Профессор рухнул в беспамятстве. Студенты разочаровались в науке и уверовали в Бога. Утопленник страшно сердился и пообещал якорь в глотку всему научному собранию, если ему немедленно не вернут одежду.

В тот же день в его палату прибыла делегация моряков с крейсера «Варяг».

Какое-то время все сидели молча – курили, глядя в никуда, откуда только вчера вернулся Готтофф.

Тишину нарушил боцман:

– Так ты будешь жениться, или мы зря на подарок скидывались?

В походе волной смыло корабельного пса портовой породы.

Готтофф привязал к телу канат и сиганул за борт. Его понесло под винты. Канат обрезало. Он выплыл чудом. Спас пёс.

Собака ухватила Чая за тельняшку и так держала, пока моряки не спустили шлюпку на воду и не подобрали утопающих.

Старпом приговорил обоих к неделе дежурства на камбузе.

Готтофф сдружился с собакой, и каждый раз, когда старший помощник капитана исполнял романс в кают-компании, пёс по команде товарища подвывал дурным голосом.

Капитан попросил своего заместителя впредь не музицировать, а потом и вовсе перевёл на другое судно.

Корабельный поп наложил на Готтоффа епитимью – тысячу раз «Отче наш» прочесть и изобразить живописно библейский сюжет или святое семейство.

Чай в церкви нечасто бывал – иконопись, по рассказам сослуживцев, познавал. Сколько людей – столько мнений, в одном все сходились, что краше Богородицы – девушки никто не встречал.

Лик девы Марии зачаровал моряка, и он задался амбициозным планом воссоздать его на первой корабельной иконе.

Экипаж пережил катарсис благодаря искусству Готтоффа и модели выбранной на роль Божьей матери – мадемуазель Джинет, прекрасной негритянки с белой кожей, владелице лучшей таверны для моряков в Новом Орлеане.

Произведение искусства Готтоффа было отмечено поркой шомполами по приказу старпома.

Поп хотел предать Чая анафеме, чтобы тот безапелляционно сгорел в аду, но капитан защитил художника – оставив взамен икону себе. Правда, он попросил Чая дорисовать младенца на руках Богородицы, для этого он снял с груди медальон, в котором хранил два дагерротипа – мадемуазель Джинет и их общего сына, рождение которого мать выдавала за чудо – не имея возможности законно выйти замуж за любимого мужчину.

Воспоминание о первых двух подвигах опечалили Чая, а вот третий эпизод умиротворил его с самим собой, и он был очень благодарен боцману за то, что тот пересказал его шёпотом, выставив вахту у дверей палаты, на случай, если кто из полицейских чинов вздумает подслушивать.

На Николу-угодника Готтофф пронёс на борт крейсера в медицинской грелке пять литров рисовой водки.

В тот день прибыл с проверкой сам генерал-лейтенант, комендант Порт Артура Анатолий Михайлович Стессель – страстный любитель больших экзекуций по маленьким провинностям. Он остановил моряка наугад, что-то захотев сказать поучительное по случаю праздника, и во время своей речи похлопал деревянным стеком с серебряным набалдашником по лицу вытянувшегося во фронт Чая.

Готтофф с разбитым лицом дошёл до кубрика, передал водку боевым товарищам. После прошёл в камбуз и выволок чан с помоями на палубу к артиллерийскому орудию, заряженному холостым снарядом для праздничного салюта.

Генерал-лейтенант Стессель пережил в присутствии офицеров и личного состава два сильнейших унижения в своей жизни, помимо сдачи Порт-Артура. Говорят, даже адмирал Того – командующий японским флотом – сочувствовал втайне ему…

Первый удар Стессель получил взрывной волной рыбьих голов под аккомпанемент государственного гимна, залпов орудий и хохота моряков. Второй удар – когда, учуявшая запах рыбы, на него спикировала боевая эскадрилья голодных чаек. Стек с серебряным набалдашником не очень помог в сражении с птицами, и комендант потерял, как говорят японцы, своё лицо.

Готтоффа от виселицы спас японский флот, вышедший полным составом из нейтральных вод и испугавший коменданта почти так же, как чайки.

Братишки погутарили и порешили, что с таким послужным списком Готтоффу не зазорно будет венчаться с губернаторской дочкой. Чай весь внутренне сжался, опасаясь дурной шутки от моряков. Но они смотрели на него печально, завидовать никто не думал.