Александр Климов - Венецiанская утопленница

Храм свежо побелили от ступеней до купола. Постелили персидские ковры и теперь смотрели, чтобы по ним не ходили. Хотелось произвести на государя благоприятное впечатление.

Никанорка побежал за кубками для молодожёнов в ризницу и застал здесь своего деда за бинтованием живота. Мальчик попятился назад на носочках – на спине священника шевелились гигантские карпы и драконы.

Отец Никанор увидел тень мальчика на стене слишком поздно и, не оборачиваясь, приказал внуку помочь с облачением.

Никанорка вошёл, стараясь не глядеть на деда, достал из шкафа рясу и робко спросил:

– А почему мы никогда не молимся за победу нашего оружия?

– Убивать – грешно. – Отец Никанор расправил подризник когтистыми пальцами на своём закрученном сухожилиями дубовом теле.

– Даже врагов? – мальчик повязал деду пояс.

– Врагов прощать надо.

– Даже японцев? – набросил Никанорка фелонь.

– За них молиться нужно, – вынырнул из ризы готовый ответ внуку.

– А когда мы за русских будем молиться?

Священник обернулся к внуку и склонил голову. Никанорка надел на его шею крест.

– А разве можно рисовать такое на теле? Грех!

– Грех… – вздохнул поп.

– Боязно! – затрясся мальчик.

– Не бойся, крольчонка. – Дедушка мягко обнял мальчика и вытащил за его спиной из своей седой бороды длинную тонкую серебряную иглу.

– Дедушка? – позвал Никанорка, сам зарывшись носом в подмышку, пахнущую потом и ладаном.

– Что?

Кончик иглы мягко вошёл в основание черепа мальчика. Никанорка с трудом сдержал зевок.

– Спать хочется…

– Спи. Время есть.

Кот, спящий в кресле, открыл один глаз и проследил, как игла всё глубже и дальше проникает в череп ребёнка. Зевнул, не находя в этом ничего необычного.

– Дедушка… – глаза Никанорки закрылись, и он мягко опустился на пол, поддерживаемый священником.

– Спи…

– А почему… глаза раскосые… И у меня… Глаза… – мальчик крепко уснул.

Отец Никанор положил внука на лежанку лицом вниз и аккуратно извлёк иглу из его затылка. Пальцем поп отодвинул волосы мальчика. След от укола ещё виднелся. Он надавил большим пальцем на образовавшуюся шишечку на затылке и растёр её, а заодно и брови, уши, лимфатические узлы на шее…

Мальчик медленно просыпался.

– И долго ты спать намерен? Храм не метен, пол не мыт!

Отец Никанор стряхнул его на пол. Никанорка приземлился на носочки достойным учеником кота, потянулся всем позвоночником и улыбкой безгрешного чёртика смягчил дедушку.

– Сон видел. Царю расскажу!

– Спаси и сохрани, – внутренне напрягся дедушка. Игла непостижимым уму образом вернулась в его пальцы.

Мальчик умывался. Набрав пригоршню ледяной воды, он замер…

– Что наш город потоп!

– Божья воля, – перекрестился священник. Игла исчезла в его бороде до следующего раза. За текущий месяц поп пользовался ей уже четырнадцать раз.

Никанорка на лету подхватил метлу и, забежав на стену метра на три в высоту, кувырком скрылся в притвор.

Паникадило полно новых свечей. Пол блестит. Где господа ступать будут – ковры постелены.

Кот трётся о ноги. Божественная атмосфера и полная гармония.

Никанорка решил, что дедушка опять провёл его – сам всё сделал, пока он спал.

Мальчик влетел на колокольню. Голуби спорхнули с перил в свободное падение на головы полицейским. Один пернатый остался биться в руке Никанорки, пойманный про запас – волчку с котиком до каши.

Под ногами сгрудился город, с неба мнящийся оком. Никанорка что-то вспомнил, но страница с воспоминанием была засалена, закопчена и закапана воском, как старинный Псалтырь; от усилия прочесть болела голова, свербело в затылке.

Он дёрнул за веревку и раскачал колокол.

Бом-м-м-м-м!

Галки слетели с креста и полетели над погостом, и дальше над городом – крича и созывая горожан на венчание губернаторской наследницы и безродного моряка.

Бом-м-м-м-м-м-м-м-м-м…

Поезд российского государя состоял из паровоза и четырёх вагонов немецкого качества. Вместе с ним инкогнито планировал прибыть в город N и его кузен – император Германской империи.

Императоры находились в особом бронированном вагоне, окружённые со всех сторон мягкой мебелью без острых углов, и проводили время за игрой в карты. Друг друга они именовали по-родственному – Ники и Вилли.

Ники – российский самодержец – был одет в мундир офицера, а Вилли – властелин Германии – в костюм зажиточного лавочника. Оба много пили чай и какао, курили папиросы и смеялись над политическими убийствами и народными волнениями. Смех был нервным и солидарным. Никто, как эти двое мужчин, не знал, что такое быть на вечном прицеле недовольных народных масс.

– Если возможно, я бы садил на германский трон кота, – заявил Вилли.

– Почему не собаку? – всерьёз принял Ники.

– Собака плохо. Собака лает. Кусает. Никакой разницы с Бисмарком.

– И всё же?

– Кошек все любят. В витрине магазина висит портрет кота. Розовый бант на шее. Магазин имеет хорошие продажи колбасы, масла, дамских лифчиков. Половина клиентов магазина будут террористы. Они любят. Что? Бомбы кидать и кошек гладить.

– Я тоже люблю кошек. У меня есть кот – Васька.

– Посади его на трон России, и у тебя не будет революций.

– Да… – Николай II вспомнил, с каким милым сердцу урчанием котик вбегает в царские покои мимо ног гренадёров. Усатые телохранители тают, когда Васька трётся об их сапоги, пропитанные вражеской кровью.

– Церковь будет против, – рассудил, обдумав предложение, русский царь.

– К чёрту церковь! – махнул рукой немец.

– Да ну, тебя к чёрту! – поперхнулся чаем государь. – Скажешь такое к ночи. Вы, лютеране, – безбожники сплошные.

– Откуда знаешь?

– Мне жена сказала, – бойко ответил самодержец и добавил: – Что я по ней не вижу? Ходит на службу, только чтобы Богу нервы выматывать. Детей жалко. Давно бы развёлся.

– Как? – поднял бровь кайзер.

– Как-как! – распалялся царь. – По-русски. В монастырь бы сослал. На Соловки. Или шарфом задушил…

– Ники… – во рту Вилли блеснул золотом зуб. – Я не знал, что так плохо.

– Да… просто какой-то! – Ники выплеснул чай на ковёр. Налил в стакан водки и, не предлагая кузену, выпил одним глотком. Не закусил. Закашлялся.

Кайзер протянул родственнику свой стакан с шоколадным напитком. Николай II покрутил головой – отказываясь. Новый приступ кашля согнул его пополам.

В салон вбежал личный казак государя и наотмашь хлопнул его ладонью по спине. Император России покраснел, но ему явно стало легче. Телохранитель ещё два раза хлопнул царя, но уже значительно слабее.

– Отставить! – выдохнул государь. – Свободен.

– Рад стараться! – оглушительно отсалютовал казак и убежал прочь, гремя шпорами.