Александр Климов - Венецiанская утопленница

Криволап застаёт его светлость в полной готовности, в какой обычно ждут землетрясение – сидя верхом на чемодане.

– Как дела? – как бы между прочим интересуется губернатор.

– Спасибо, – кланяется секретарь, – для меня была большая честь служить вашей светлости.

– Ой, оставьте! – прибедняется светлость.

Криволап склоняется ещё ниже в почтении. Кажется, что он готов простоять так вечность, но на самом деле его мозг отсчитывает секунды и суммирует их в минуты. Вода прибывает, и через тринадцать минут из особняка сможет выйти только подводная лодка или утка – всех остальных смоет волна.

– Какой день! – губернатор говорит это так, как будто это новость. – Свадьба!

– Мои поздравления вашей светлости. – Секретарь будто бы первый раз это слышит. – Где же её светлость?

– А, там! – машет губернатор рукой в неопределённом направлении. Он уже насиделся на дорожку, встаёт и, вскинув чемодан на плечо, спускается по лестнице к выходу. Криволап спешит за ним.

– Послать за её светлостью?

– Зачем?

Секретарь так долго думает над ответом, что губернатор успевает погрузить чемодан в автомобиль на переднее сидение, а сам устраивается за баранкой, потягивается со скрипом в кожаном кресле.

– Но ваша дочь… – выдаёт запоздалый ответ секретарь.

– Чья? – губернатор одаривает Криволапа первой за его карьеру улыбкой.

Секретарь бледнеет. Он хватается невольно за борт авто, чтобы не рухнуть. Хронометр в его голове останавливается.

– Позвольте… – шепчут его губы.

Губернатор заводит авто.

– Это ваша дочь, сударь. Всегда была и будет, – авто медленно трогается с места, и его сиятельство говорит, постепенно повышая голос: – Ваша и моей супруги! Если бы вы не были таким исполнительным, то я бы приказал похоронить вас с ней рядом в один день и в одном гробу! Запишите это. А лучше запомните!

Авто набирает ход и, тарахтя и раскачиваясь, убегает прочь по улице, медленно превращающейся в реку.

Уровень воды значительно увеличивается, когда в неё капают первые слёзы Криволапа.

И кошки об этом знают лучше президента русского физико-химического общества господина Менделеева.

Оттого они как заворожённые могут часами следить за струйкой воды из крана.

Именно поэтому они так безумно боятся купаться, зная, что это не просто погружение в жидкость, а переход из мира живых в вечное царство бессмертных.

Рыбы проникали вслед за речной водой в комнаты нижних этажей и теперь плавали среди затонувшей чугунной мебели, печей – любовались картинами и литографиями земной жизни. Обои отслаивались от стен и медленно сползали на дно комнат, обнажая чёрные доски. Рыбки хватали беззубыми ртами древесных жучков. Караси и лещи лакомились новым для них яством – домашними рыжими тараканами.

Огромный сом замер перед портретом государя, и теперь они пучили друг на друга свои глаза. Масляные краски на портрете расплылись, и сом был готов поклясться, что в золочёной раме портрет его столетней бабушки.

Раки спустились задом в затопленный трактир – «Козье болото», о котором им рассказывали их папы и мамы, как о чистилище, куда попадают любопытные и зелёные. Членистоногие вращали своими телескопами по окружности, но ничего жуткого не находили. Зато они с удовольствием полакомились салом и пирожками с горохом, слипшимися в один огромный ком.

Ползая по затушенной печи, раки наткнулись на ещё совсем свежих родственников, освободили их из кастрюли и радостно братались, соприкасаясь усиками и пуча глазики.

Пальма в кадушке и герань в горшке качались в подводном течении в новом для себя образе водорослей. Плотва пробовала листья пальмы на вкус, но находила, что тараканы куда вкуснее и сочнее. Зато герань им понравилась, и они обглодали её с жадностью пираний.

Краб прокрался боком по клавишам пианино. Инструмент выдал вместо нот пузыри для увеселения подводной публики. Музыка вод зачаровала омытые стены трактира и сквозь распахнутые потоками окна вместе с битым стеклом понеслась дальше вдоль фарватера улицы.

Пыль и грязь, осколки и обломки кружили в водовороте встретившихся на перекрёстке Соборной площади рек.

Реки ворвались в здание Губернского банка и разметали казначейские билеты в кассе, облигации и деловые бумаги на полках. Гроши с копейками рыбьей чешуёй кружились в крахе финансовой системы. Бронзовые львы, стоявшие на страже капиталов последние сто лет, лениво зевали, взирая на ограбление. Звонок сигнализации звенел и пугал мелких рыбёшек. Но вскоре в банк вплыл сиятельный сом, обнаруживший своё сходство с императором, а его сопровождали верные эмиссары – электрические угри. Они присосались к проводам с переменным током, как корсары к туземным красавицам. Обесточенный звонок умолк. Губернский банк погрузился в темноту и тишину непросушенного банкротства.

Театральная тумба у входа в банк медленно оторвалась от дна, вращаясь вокруг собственной оси и облезая афишами несбывшихся премьер. Когда она всплыла на поверхность, её крышу оккупировали чайки и голуби. Между птицами завязалась словесная перепалка за право собственности. В войне за тумбу победили вороны, прогнавшие и первых и вторых пернатых скандалистов с видом истинных театралов, единственно достойных наблюдать величественное зрелище наводнения с самых лучших мест.