Александр Климов - Венецiанская утопленница

– Так можно?

– В особом случае.

Барышня недоверчиво улыбнулась, укрывшись за веером.

– И вам не было страшно?

Готтофф помолчал и ответил:

– Нет.

– Я вас боюсь! – она хлопнула Чая по носу веером и рассмеялась…»

Боль сломанного носа вернула сознание моряка. Всё текущее мировоззрение Готтоффа составляло маленькое запотевшее оконце иллюминатора.

Туман судорожного дыхания искажает силуэты дюн собранного течением топляка и за ним циклопические ворота Южной плотины, удерживающие всю эту массу от выноса в дельты рек. Сигнальным красным фонарём горит центр управления.

Сом зарыл моряка в своём логове и растворился во тьме.

«Какой же вы нелепый, вас рыбка съест!» – в голове Готтоффа зазвенел смех барышни.

Чай на четвереньках, превозмогая сопротивление воды, пополз на огонёк:

«Мало того, что вы выглядите, как черепашка, так вы ещё и двигаетесь не в ту сторону!» – перед иллюминатором мелькнул призрак хохочущей Анастасии.

Готтофф помотал головой в шлеме. Огонёк был за его спиной. Он слепо полз не в том направлении, заблудившись во взбаламученном иле.

«Идите ко мне…» – барышня в подвенечном платье стояла у алтаря и держала в поднятой руке красный мигающий фонарь. Белизна фаты растворялась в воде, окрашивая течение молочным светом.

Чай встал на ноги, и река опрокинула его навзничь.

«Тише… Ведьму разбудите!»

Он перевернулся на живот и встал на колени.

– Я иду! Иду! – и, нагнув голову, штурмовал машинное отделение плотины. Щепы разбитой двери закружились стайками рыбок вокруг него.

Между ним и Анастасией осталась одна преграда – зубчатое колесо во весь дом, которое он должен был сдвинуть, если бы был цел рычаг. На ум пришёл бред Криволапа. Голова заныла, моряк затряс ей болезненно, и Она взяла его лицо в свои руки, как будто бы нет на нём свинцового шлема, и прошептала, обдав ароматом предгрозовой розы:

«Забудь обо мне. Я уже мертва…»

– Нет!!! – Чай Готтофф, варяг российского флота, отсёк себе левую руку и, вставив её в паз бывшего рычага, сдвинул костью зажим колеса. Оно разбежалось по часовой стрелке, выбирая цепь и поднимая дубовые ворота. Вода хлынула свободно вдаль, снимая осаду с города.

Губернатор, находясь в лазарете инкогнито, выпивал мандариновый ликёр из тонкой рюмочки и любовался зрелищем умирающего лакея, как любуются призывники пожаром генерального штаба или предприниматели – взрывом налогового отделения.

Его сиятельство склонился над секретарём и даровал ему в путь последнюю тайну:

– Ваша настоящая дочь исчезла десять лет назад, а девица Анастасия – самозванка. Каков поворот! Признайтесь, вы в замешательстве!

– У меня есть… – удивился Криволап первый раз в жизни, и его сердце разорвалось. Из коченеющей лапки чёрного ворона выскользнули тысячи верёвочек, тянущихся к прошлому жителей города N., но они ещё не знали этого и продолжали жить в безмолвном отчаянии марионетками.

Кузены Вилли и Ники опять поругались. На этот раз из-за австрийского родича Франца Фердинанда по наущению английского братца Георга и положили 11 с половиной миллионов своих поданных в землю в разобранном и продырявленном виде.

Есть такой город в России – Северная Венеция. Конечно, это не официальное название – по документам город значится как город N.

Вместо улиц в этом городе каналы, и по ним горожане на лодках добираются на службу, а со службы в трактир, или домой, или в театр. Окна зданий все как один выглядывают на озёрца, пруды и заводи. Чтят там, в первую очередь, святого Николая, как покровителя моряков, воров и неприкаянных депутатов.

Когда-то был в этом городе славный губернатор, но теперь его и след простыл. Хотя в газетах пишут, что живёт он в городе Саратове – имеет прядильную фабрику и миллионами ворочает, а недавно его избрали в городской совет и теперь ждут от него большой пользы краю.

Самый добрый человек в городе N – городовой. Он как домовой, только территория значительнее. Сам ничуть не меньше театральной тумбы, а нежности в нём и того более. Если кто загуляет или нахулиганит, то полицейский такого гражданина самолично домой отнесёт и если побьёт дорогой, то по-отцовски, опять же ласково. Как, например, в деле «Альтист против дирижёра».

Интересен ещё город тем, что проживают в нём кошки необычной водолюбивой породы. Прародительницей почитается кошка трактирщика. Он – человек набожный, скрещивал кошачью масть с молитвой в сердце, оттого все котята как на подбор крепкие и ловкие. Разве что привидений могут видеть, но да они помалкивают об этом.

Никанорка из города уехал. Говорят, что мальчишка нашёл призвание к тайной полиции. Батюшка на такие вопросы отмахивается кадилом. По вечерам он шлёт внуку письма с голубиной почтой содержания самого удивительного, только прочесть нет возможности – всё сплошь одни иероглифы.

Одноглазый Филька служит кладбищенским сторожем. Матрёна, поразмыслив на досуге, отказала ему в своём сердце и осталась в девицах. По ночам Филя делает обход вверенного ему некрополя и завсегда кланяется лично известным ему могилкам. Особенно часто он навещает могилу бывшего секретаря Криволапа. На ней растут самые красивые в городе цветы. Филька плетёт венки для юных невест, и та девушка, что его примет, – непременно замуж выйдет и счастлива будет. Уж, почему так происходит, одному Богу ведомо.

В оформлении обложки использован одноимённый рисунок Дарии Герасимовой.