Александр Гром - Приключения Алекса

Внезапно и это видение исчезло, сменившись другим. Морвель, наш капитан, тяжело ворочался в могиле. Что-то мучило его и не давало покоя. «Предал, предал, — шептал он, водя рукой по зияющей в левой стороне груди ране. — Предал, проклятый…»

Я проснулся в холодном поту, с бешено колотившимся сердцем и с облегчением подумал: сон, это всего лишь только сон. Или нет? В окно заглядывала луна, в ее безжизненном свете я заметил подвешенный в углу гамак, из которого доносился раскатистый, богатырский храп. Джон всегда спал, будто рассерженный вулкан, и ничего с этим поделать было нельзя.

Кривясь и постанывая, я с трудом добрался к окну. Крупные звезды усеяли небосклон, иногда между ними можно было заметить снующие искорки, а порой мелькали странные шарики, в падении оставляющие за собой огненный след. Засмотревшись на ночные светила, я вздрогнул от неожиданности, когда совсем рядом от оконной рамы пронеслось бесшумное нечто.

Все случилось очень быстро, но я готов был поклясться чем угодно, что отчетливо увидел ковер и восседавшего на нем сгорбленного человека. Неужели это тот, про которого упоминала нянюшка? Морли, летающий на черном ковре? Но ему-то от меня чего надо? Вроде я и не знал отродясь этого типа. Как бы то ни было, форточку я закрыл, а после лег, переместив кинжал, висевший на стене рядом с мечом, поближе, под подушку. Остаток ночи прошел спокойно.

На рассвете первые робкие лучи разбудили меня. Лентяй Джон, конечно же, еще дрых в своей «колыбели». Хотя какой он лентяй? Просто намаялся бедолага из-за меня в последнее время.

Внимание отвлекла отворившаяся дверь, в которую вошли Фин-Дари и Гробовщик, наш старший лекарь, получивший свое прозвище от любителей черного юмора Обреченного форта. Впрочем, как специалист он был всегда на высоте. Наверное, основанием для нелестного прозвища послужили его вечно мрачная физиономия и не менее вечный пессимизм.

— Очнулся? — приветствовал он меня без особой радости. — Неплохо, неплохо, хотя кто даст гарантии, что ты вновь не впадешь в бессознательное состояние? Или и того хуже — в летаргию? Раны головы — это знаешь ли, братец мой, скверная вещь.

— Брось пугать пацана, — подал голос проснувшийся Джон, он широко зевал и с иронией посматривал на Гробовщика. — Погляди, он и без того белый, как мел.

Гробовщик окинул могучую фигуру Джона неодобрительным взглядом и пригрозил:

— Вот попадешься, дылда, ко мне на операционный стол, посмотрим, каков ты собеседник. А пока помалкивай, мешаешь только.

Присев на край кровати, он ловко разбинтовал мою голову, удивленно хмыкнул, а затем, прочистив рану, вновь наложил на нее целебный бальзам из трав и замотал. Фин-Дари и великан о чем-то шушукались в стороне. Правда, шепот Джона походил скорее на рокот отдаленного прибоя. Гробовщик, не глядя на них, двинулся к выходу, но на самом пороге обернулся.

— Алекс, тебе дьявольски повезло, и ко всему прочему ты живуч, как кошка, но… если ты не хочешь иметь в дальнейшем проблемы с болями головы, памятью, сном и вообще со здоровьем, то вылежи еще хотя бы пару недель.

Гробовщик советовал мне со всей возможной серьезностью.

— А впрочем, ты большой мальчик, поступай, как сам знаешь. Пока!

— Что б ты издох! — я швырнул в дверь кинжал, глубоко вонзившийся в дерево. — Нет, Джон, ты слышал это змеиное шипение? Две недели! Ха!

— Боюсь, дружище, что он прав, — неожиданно согласился с приговором лекаря Джон, а Фин-Дари, предатель, его охотно поддержал.

— Ранение серьезное, так что не рыпайся. Да и две недели ничего не изменят. Ведь так?

— Ну да, — буркнул я, — тебе легко говорить. А ей-то, бедной, каково у брательника в гостях? Думаешь, сладко, а?

— Не думаю я так, Алекс, — Джон морщился, словно от зубной боли. — Девчонка и мне запала в душу. Но чем ты можешь помочь ей, больной и немощный? Чем? Вылечись сначала, наберись сил и, ради Бога, вперед хоть куда.

— Ты, конечно же, прав, Джон, — неохотно признал я. — С активными действиями придется повременить. Но зато мы используем эти дни, чтобы все как следует обмозговать.

— Умница! — искренне восхитился Джон. — Вот лежи и думай, а мы с Рыжиком потопали. Работы, знаешь ли, невпроворот, а Коршун попросил помочь. Ограду надо кое-где подновить, починить крышу в западной башне и что-то там еще, не помню. Так что бывай, Алекс. Мысли!

— Выздоравливай, Лоза, — пожелал и гном, — а я, как выпадет минутка, заскочу.

Друзья ушли. Да и попробовали бы они отказаться. Коршун, наш интендант, заправляющий хозяйством форта, мог заездить кухонными работами кого угодно. Правда, мужик он был хоть и суровый, но справедливый. Наверное, потому и доставалось от него в основном лентяям да разгильдяям.

В одиночестве с полчаса, а то и больше я честно пытался разработать минимум три хитроумных плана спасения Арнувиэль, но в продырявленную голову ничего не хотело лезть. Помучившись, я плюнул на все и заснул. Времени на размышления, еще хватало.

В последующие два дня меня усиленно навещали товарищи и друзья, то есть весь гарнизон Обреченного форта. Не пришел только лейтенант Ларс, и это было дурным знаком. Но все же и он явился, когда срок моего двухнедельного заключения перевалил за половину. Негодяй не почел за труд даже поздороваться, зато довольно долго, с неприкрытым интересом изучал меня. «И чего пялится?» — с раздражением подумал я, но, не подавая виду, жизнерадостно улыбнулся.

— Что хмуришься, Феликс? Задолбали командирские хлопоты? А ты плюнь да разотри. Знаешь, на многие вещи надо смотреть проще, не принимая их близко к сердцу.

— Я и стараюсь, — лейтенант зыркнул на меня темными маленькими глазками, — да жаль, не всегда получается. Потому как больно много в форте сорвиголов, подобных тебе. А от них неприятностей… выше крыши и еще выше.

— Вот как? — выпад в адрес товарищей обозлил меня. — Чем же тебе так плохи пограничные ветераны? Чем они, недостойные, не угодили такому высокородному господину, как ты? А ты не задумывался, может быть, это как раз ты плох для них?

Феликс, или, как его за глаза называли, Хорек, весь пошел багровыми пятнами, ибо мой удар пришелся в больное место. Его отец был мелким лавочником в Ливерпуле, и, наверное, из-за этого он всегда завидовал тем, кто имел благородную кровь. А таких, повторюсь, на Границе было немало.

— Да как ты смеешь? — Хорек забрызгал слюной, словно бешеная собака. — Как смеешь в таком тоне разговаривать со своим командиром? Ты, являющийся почти дезертиром? Да я прикажу немедленно переместить тебя в карцер. Может, хоть тогда поумнеешь и наберешься уважения к старшим.

— Не перегибай палку, лейтенант, — на плечо Хорька опустилась тяжелая Джонова рука. Великан вошел неслышно, и потому тот дернулся от неожиданности, потом испуганно съежился и будто стал меньше ростом. — Какой карцер? — между тем продолжил Джон. Алекс на ногах едва стоит. Да и за что это? Он что, преступник, а? В чем ты обвиняешь моего друга, Феликс Ларс?