Виктория Самира - Животная страсть [СИ]

Резкий рывок за волосы. Шипение в ухо.

— Быстро! Тебя там ждут! — управляющий дернул ее за локоть и попытался поволочь куда-то влево.

— Что? — Сатин не сразу поняла, о чем он вообще говорит.

Еще секунда, чтобы осознать ситуацию. Слева сидели двое. И их взгляды кошке совершенно не понравились: инстинкт протестующе взвыл. От них даже за несколько метров пахло злостью, похотью и свежей кровью.

Охотники. Они пришли продолжить развлечение после павильона. Сатин вздрогнула и попыталась освободить руку. Возможно, это как раз те, кто убил Беллу. Нет, нет, нет!!!

— Нет! — вслух почти крикнула Сатин.

— А ну пошла быстро, сучка шерстяная!

Грин смотрел. Внимательно смотрел. Но не двигался. Не время вмешиваться. Он совершенно не желал устраивать аукцион с двумя мужиками, распаленными недавней охотой, алкоголем и адреналином. Он смотрел, как фурри в белом платье резко отвечает управляющему (а она с характером!), как падает на пол от беспощадной оплеухи. Как второй администратор удивительно быстро подсовывает пьяным парням «альтернативные варианты», чтобы не устраивать скандал. А эту недотрогу волокут куда-то…

А вот теперь самое время. Грин резко встал.

Задний двор клуба. Вечерняя прохлада, шелестящая пальмовыми листьями. Деревянная скамья, отполированная сотнями тел. Толстые веревки впиваются в запястья и щиколотки. Унизительно, больно и неизбежно.

Сатин ослушалась приказа. Отказалась идти к клиентам. И была морально готова к тому, что сегодня вечер для нее закончится поркой. Но лучше плеть, чем эти двое…

— Сорок ударов, — громко сообщил управляющий. — Заслужила, тварь.

— Я хочу купить это удовольствие, — послышался незнакомый голос. Низкий, уверенный и немного насмешливый.

Сатин не видела человека, который это сказал, путы не давали возможности привстать так, чтобы посмотреть. Но почему-то она знала, кто здесь. И от этого стало… очень обидно. Она чувствовала, что с ним что-то не то. Она почти что решилась к нему подойти, а он…

— Простите, господин, — встрял управляющий. — Но…

— Сколько? — бесцеремонно прервал голос. — За шкуру.

Эта условная фраза означала одно: человек платит за любой исход наказания. Он будет развлекаться до тех пор, пока не сочтет себя удовлетворенным.

— Господин, — снова попытался сохранить лицо управляющий. Но получалось все хуже.

— Я спросил, сколько. Он, — посетитель кивнул на ожидавшего возле скамьи палача, — Все равно ее выдерет. Но бесплатно. Я сделаю это за деньги.

— Она совсем свежая, — продолжал торговаться управляющий.

— Вот за это я и плачу, — мужчина коротко рассмеялся. — За право быть у нее первым.

Сатин закусила губу до крови.

Грин плотоядно улыбнулся. Декорации были просто восхитительными! Из клуба доносилась ритмичная, но медленная, почти медитативная музыка. Очень телесная, очень правильная. Достаточно громкая, чтобы под нее было удобно работать. Все, как он любил.

На улице не жарко. И достаточно темно. Уличные прожекторы освещали территорию, но свет не падал прямо на тело фурри, распластанное по скамье.

Идеально.

Осталось презрительно скривиться, посмотрев на протянутый палачом кнут.

— Что это? Я такое даже в руки не возьму! — он снял с пояса тяжелую плеть. — Мастер работает только своим инструментом.

— Можно? Мне нужно убедиться, что это орудие для наказания, а не для убийства, — обиженно прогудел палач и потянулся к орудию Грина, но был остановлен очень многообещающим взглядом. Руку убрал и теперь просто смотрел, не в силах скрыть восхищения. Он был оскорблен заявлением заезжего туриста, но все же был профессионалом своего дела, пусть и прозябающим теперь на этом драном острове. И то, что носил с собой этот пижон, было… шедевром. Кожа внешней оплетки кнута была некрашеная, желтая, с розоватым оттенком. Но от частого использования почти почернела и приобрела глянцевый блеск. Тонкая, легкая, но явно очень прочная. Идеально переплетенные тончайшие полосы…

— Растительное дубление, — словно невзначай бросил Грин, наблюдая за реакцией палача. — И я заплатил за шкуру этой твари. Захочу — убью.

— Из чего сердечник? — продолжал допытываться «коллега», не обратив внимания на последнюю реплику. Он давно привык.

— Пустынный варан. Абсолютно непробиваемая шкура. Ни один хищник прокусить не может.

— Тяжелая же, — со знанием дела высказался палач.

— И очень эластичная, — подтвердил Грин, демонстрируя, что в собеседнике нашел ценителя, способного понять, сколько стоит эта игрушка. За эти деньги можно было купить, пожалуй, приличный автомобиль.

— А рукоять?

— Красная ярра. Держит температуру тела при любых внешних условиях.

Грин видел, как на лице палача отражается все больше удивления, перерастающего в зависть. И приподнял кнут так, чтобы тот мог еще лучше его рассмотреть.

И палач увидел то, что должен был видеть: добротную, немало поработавшую плеть, способную наносить тяжелые и глубокие удары, повреждать мышцы, а при желании — и кости, если утяжелить узел свинцовой пулей…

Поэтому он так и не понял, что мастер Грин держал в руках очень хитрый инструмент: кнут для крекинга — самое эффектное орудие для того, что было задумано.

А самое темное место — под фонарем. Надсмотрщик не должен обратить слишком пристального внимания на одну интересную деталь, которую не всякий заплечных дел специалист опознает.

К концу плетеной части кнута был приделан фал — узкая полоска кожи вараньей кожи, а к ней привязан крекер, тонкий шнурок из жил гендерского гепарда. Именно благодаря этому маленькому, почти незаметному «дополнению» кончик кнута был способен преодолеть звуковой барьер. А значит — имитировать звук удара.

Если кончик кнута прилетит по шкурке в момент щелчка, он с такой скоростью может рассечь кожу. Скорость огромная, поверхность соприкосновения крохотная. Но на долю секунды позже энергия уйдет на хлопок, скорость и шерсть погасят удар. Только надо быть очень опытным мастером, чтобы у тебя была эта доля секунды.

Теперь главное — фурри. Она не должна переиграть. Фальшивые страдания видят сразу. Выход был только один. И у Грина было десять секунд, чтобы не вызвать подозрения.

Он приблизился к девушке, лежавшей на скамье. Та, похоже, смирилась со своей участью и, судя по всему, уже знала, какое наказание ее ждет. Понимала, к чему готовиться. Дрожала, но не сопротивлялась и не пыталась вырваться.

Грин повесил кнут на пояс, присел, взял фурри за волосы и повернул к себе. Посмотрел в кошачьи глаза и второй рукой провел по пушистой мордочке. В глазах зверодевушки плескался настоящий ужас. Смертельное отчаяние.