Мари Бреннан - И в пепел обращен [litres]

«Вокруг обнаженные шпаги, а я по-прежнему способна думать только о политике…»

Да, ведь политика была единственным ее оружием!

Расправив плечи, словно ни в грош не ставя острия направленных на нее отовсюду клинков, Луна заставила себя взглянуть прямо в глаза Видара.

Откуда он появился? Этого она не знала до сих пор. И даже сомневалась, из Англии ли он родом. По слухам, он бежал от родного двора после того, как непомерностью притязаний навлек на себя гнев повелителя, и в это нетрудно было поверить. Ради власти Ифаррен Видар мог пойти на все, что угодно. Сегодняшнее предприятие было лишь последним из многих – и, стоило опасаться, самым продуманным.

– Так вот, что ты обещал Ирландии? – с кривой усмешкой спросила Луна. – Принудить меня к любой угодной им помощи? Разумеется, нет. Ты, как всегда, стремишься к одному – к трону, на котором сидишь. Но ты – не Инвидиана, Видар. Такой власти, как у нее, тебе не достичь никогда.

Но это Видара отнюдь не смутило.

– Я справлюсь лучше, чем ты, не имевшая власти даже над собственным двором.

Огромные двери вновь распахнулись, но Луна даже не оглянулась: нет, ее страха им не видать. Однако мраморный пол за спиной задрожал под тяжелой поступью, и все ее внимание устремилось к темному углу по левую руку от Видара. Из мрака, разогнув спину и расправив плечи, выступила на свет знакомая исполинская фигура.

Кентигерн Нельт – в великанском обличье, едва уменьшивший рост настолько, чтоб не задевать головой потолков – остановился у трона. Жуткое лицо его расплылось в кровожадной улыбке.

– На славу сработано, братец.

Пауза – а затем, пройдя мимо Луны, рядом с братом встал и сэр Пригурд.

Сердце пронзила острая боль. В одних рядах со скоттами и ирландцами стояла целая дюжина рыцарей Луны, двурушников, наконец-то показавших свое истинное нутро, но ни один из них не внушал ей такой тоски, как этот, чье появление все и объясняло. Новые рекруты, набранные за десятилетия ее власти, все до единого были рекомендованы капитаном, сэром Пригурдом Нельтом.

«Ему с самого начала не стоило доверять».

Великан, коего Луна числила среди самых верных, не смотрел ей в глаза, но со стыдом уткнулся взглядом в черно-белый орнамент на полу. Однако стоял он плечом к плечу с братом, и Луна не понимала, чего же ей больше хочется – плакать, или же в гневе вырвать ему кадык.

Впрочем, ни той ни другой возможности ей не представилось.

– Кентигерн жаждет крови, – небрежно сказал Видар, поднимаясь с трона. Людскую моду, предпочитаемую при Халцедоновом Дворе, он отверг, но по-прежнему, в подражание Инвидиане, одевался в черное с серебром, и в эту минуту разгладил сверкавшими от перстней длинными пальцами бархат верхней рубашки. – И он ее получит, начиная со смертной зверушки, что рядом с тобой. Твоей же судьбы мы еще не решили. Возможно, Ее всемилостивейшее величество Гир-Карлин Файфская пожелает расправиться с тобой лично. Сегодня принял смерть один английский суверен – вполне возможно, она вошла во вкус. Но все это подождет, пока мы не возьмем в свои руки весь дворец целиком. Ну, а пока… – Видар сделал паузу, напоказ всем смакуя собственные слова. – Отведите обоих в Тауэр.

В то время, как Пригурд, выведя Луну из приемного зала, связывал ее руки за спиной, Кентигерн смерил Энтони холодным, расчетливым взглядом.

– Он ранен.

– Они сбежали от нас в Уайтхолле, – пояснил Пригурд. Его бас звучал мягче, тоном выше, чем голос брата. – Спрыгнули с крыши.

Энтони, не мигая, смотрел мимо Кентигерна. Глаза его поблескивали над завязанным ртом. Если он и испытывал страх, то никак сего не проявлял.

– Может, стоит подождать, – сказал Кентигерн. – Пока не поправится. Иначе – какая ж в нем забава?

Амфитеатр… Он видел кровавые увеселения во времена римлян и вскоре увидит вновь. Разумеется, против великана Энтони не продержаться и полминуты, однако допускать этого боя Луна вовсе не собиралась.

«Нас ведут в Тауэр. А хорошо ли они его знают?»

Если пленители поведут их нужным путем, если удастся хоть ненадолго освободиться и освободить Энтони…

Увидев его мрачный взгляд, Луна едва заметно покачала головой. Еще год назад она не ожидала бы от него никаких скоропалительных действий – к горячим головам Энтони вовсе не принадлежал. Однако с тех пор он заметно изменился. Что-то в нем надломилось, умерло навсегда – и вовсе не только былые мечты.

«Предсказать, как он себя поведет, я не могу».

Заметил ли он ее предостережение, принял ли? Этого Луна сказать не могла.

Из приемного зала донесся оклик Видара. Кентигерн крякнул, хлопнул брата по плечу и вернулся внутрь, предоставив препровождение пленников в темницы под Лондонским Тауэром Пригурду и Эссену с Меллеганом. Связанные, уступающие противнику числом, Энтони ранен, а Луна вовсе не воин – опасность они являли собой невеликую, однако столь скромный эскорт о чем-то да говорил. Возможно, Видар заручился помощью скоттов, служащих при дворе Никневен, и Рыцарей Красной Ветви, присланных от Конхобара, но выделить Пригурду большего числа охраны он не мог.

Памятуя об этом, великан не тратил времени зря. Путаясь в юбках – ведь подобрать их она не могла – Луна спешила вперед изо всех сил. Всякий раз, стоило ей только споткнуться, поясницу покалывал кончик Эссеновой шпаги. Оберегавшему поврежденное колено, Энтони приходилось куда как хуже. Если ей и удастся избавиться от охраны…

Галерея вывела их в один из небольших садов, где кто-то из придворных взрастил множество роскошных тюльпанов. И вдруг над ярким многоцветьем их лепестков раздалось пение – немузыкальный, но полный силы голос, от коего содрогнулись стены, а тюльпаны в цветниках разом увяли.

– Вступись, Господи, в тяжбу с тяжущимися со мною, побори борющихся со мною; возьми щит и латы и восстань на помощь мне; обнажи меч и прегради путь преследующим меня; скажи душе моей: «Я – спасение твое-е»!

Отраженный защитою жертвенного хлеба, псалом не причинил Луне никакого зла, но прочие дивные жалобно вскрикнули. Резко обернувшись, Луна увидела, что Меллеган выронил шпагу, а Эссен покачнулся, едва устояв на ногах. Луна что было сил толкнула его бедром, и рыцарь рухнул на своего товарища. Тем временем из-за гибнущего куста, не прекращая пения, выступил Бенджамин Гипли.

– Да постыдятся и посрамятся ищущие души моей; да обратятся назад и покроются бесчестием умышляющие мне зло; да будут они, как прах пред лицем ветра, и Ангел Господень да прогоняет их; да будет путь их темен и скользо-ок!..

Нимало не заботясь о благородстве тактики, он ударил Меллегана тяжелой рукоятью даги в висок, затем обезоружил Эссена и огрел его пониже затылка эфесом его же собственной шпаги.