Мари Бреннан - И в пепел обращен [litres]

Нет, на самом деле это было не так. Все это обращалось в ложь всякий раз, как Иррит шагала в темноту арки – всякий раз, как несла весть от Принца королеве, всякий раз, как посвящала душу и тело борьбе с Пожаром вместо того, чтоб улизнуть домой, в Беркшир. Задумываться о причинах сего она не осмеливалась из опасений, как бы необоримый страх не пересилил, однако они и без этого исправно подталкивали ее вперед.

Дыхание Хозяйки Зимы вновь пробрало все тело насквозь. Искорка вечной жизни внутри потускнела, сделалась уязвимой, хрупкой. Вспомнились бедствия, творящиеся наверху – рушащиеся дома, удушливый дым, обезумевшие толпы смертных, бегущих прочь, точно крысы, спасая жалкую жизнь… Тысяча и один способ погибнуть! Быстро ли, медленно, в муках или в мгновенном забвении – неважно: в конечном счете она все едино угаснет, легко и просто, словно задутое пламя свечи.

Солоноватый привкус на языке: вскрикнув, Иррит заткнула рот кулаком, прокусила кожу до крови и невольно съежилась. Опомнившись, она сплюнула и заставила себя расправить плечи. Дивные наверху – уже более полудюжины, ведь мало-помалу в город вышли и другие (быть может, затем, чтобы бороться с огнем, а может, и попросту стремясь скрыться от ветра) – ждали указаний королевы. Ангризла пугала медлительных смертных, выгоняя их из домов, где становилось слишком опасно, Том Тоггин присматривал за потерявшимися детьми – всяк старался на свой лад. Однако все это – что воду в решете носить: несколько лишних капель делу не помогут.

Склонив голову, эльфийка двинулась вперед. Большая часть Халцедонового Чертога все еще оставалась для нее путаным лабиринтом, полным загадок, но главные коридоры она изучила настолько, что шла, не задумываясь. Однако, войдя в зал совета, она обнаружила, что он безмолвен и пуст – лишь веер Амадеи так и остался лежать, приколотый булавкой к столу. Тупо уставившись на импровизированную карту, Иррит невольно представила себе собственное тело, пронзенное насквозь: по улицам наверху рыскали шайки женщин, порой даже вооруженных, высматривавшие всех, кто странно одет или скверно говорит по-английски. Повсюду хватали и били иноземцев. Нескольких бросили в тюрьмы, но чаще убивали на месте.

Смерть настигала так просто, так неожиданно…

Хрипло, часто дыша, Иррит с силою запустила пальцы в волосы. Обломанные ногти глубоко впились в кожу.

– Прекрати, – прошептала она, стиснув зубы так, что заныли челюсти. – Ищи королеву.

Однако ни Луны, ни вообще хоть кого-нибудь найти не удавалось. Халцедоновый Чертог словно бы обратился в пустующий склеп. Неужто же все сбежали, ни слова ей не сказав? Ярость, вспыхнувшая в груди при сей мысли, немного помогла терпеть холод – до тех пор, пока Иррит вновь не подумала о смерти, здесь, в полном одиночестве.

Королевы не оказалось ни в спальне, ни в ночном саду. Чудесные цветы все до единого съежились, превратившись в черные хрупкие стебли, земля покрылась ковром жухлых листьев. Единственное место, где Иррит чувствовала себя, как дома… но сейчас она с плачем бросилась вон и остановилась, лишь врезавшись плечом в стену. К этому времени она добралась до большого приемного зала, но все еще не встретила ни души. Но вот изнутри донесся сдавленный вскрик.

Сердце в груди так и замерло. Общество – любое, чье бы то ни было – в эту минуту будет сущим благословением: выходит, не весь мир погиб! Охваченная дрожью, Иррит проскользнула в огромные двери.

Но зал был пуст, его высокие черные своды утешения не принесли. Гладь хрусталя меж ребрами потолочных арок тускло поблескивала коростой льда. Серебряный трон у дальней стены покрылся изморозью, и посему Иррит не сразу заметила, что огромное кресло сдвинуто в сторону.

Ступая онемевшими ногами по узорчатой мозаике пола, она пересекла зал и подошла ближе, охваченная ужасом перед тем, что может обнаружить. Доносившиеся из-за трона звуки больно было даже слышать. Однако она должна была это видеть. должна была узнать…

Вцепившись в ледяной металл, Иррит заглянула за трон.

При виде Луны сердце исполнилось надежд. Зачем королева прячется в нише за троном, стоя на каком-то возвышении и приложив ладонь к шероховатой глыбе известняка, оставалось только гадать, но, по крайней мере, она никуда не исчезла. Не все, не все бежали из дворца!..

И тут Иррит почувствовала исходящий из ниши жар.

Тепло его не несло с собой ничего приятного. Утром Иррит угораздило оказаться меж двух щупалец Пожара, меж двух горящих домов. В тот миг ей показалось, что раскаленный воздух обратит легкие в пепел, а этот жар был много хуже. Он обладал разумом.

Из груди Луны вновь вырвался прерывистый стон, прижатые к камню пальцы побелели. Серебряные волосы свисали на лицо, локоны обгорели, а голова безжизненно поникла, словно налитая свинцом. Нечто, упавшее из-под завесы волос, зашипело на половицах, оставив на дереве черное пятнышко гари.

Королева плакала огненными слезами.

Тут ушей Иррит достиг новый звук – тоненький стон, отрывистый, бессловесный крик ужаса. Луна вздрогнула, и только тогда эльфийка поняла, что стон этот исходит из ее собственного горла. Обнаружив рядом кого-то еще, королева подняла свободную руку и слепо зашарила в воздухе за спиной. Иррит потянулась навстречу, но тут же опомнилась и отшатнулась назад. Переполнявшая Луну сила стерла бы в прах любого, кто к ней ни прикоснется.

– Чем я могу помочь? – проскулила Иррит, с трудом сдерживаясь, чтобы не броситься бежать.

Ответом ей был сухой, хриплый шепот, исторгнутый из самых глубин груди:

– Найди… Джека…

Ломбард-стрит, Лондон, два часа пополудни

Очнулся он от собственного кашля. Пепел набился в горло, толстым слоем лежал на губах. Джек мучительно заперхал, конвульсивно дергаясь всем телом, стараясь вдохнуть, набрать в легкие свежего, чистого воздуха, но чистого воздуха вокруг не оказалось. С каждым вдохом опаленные жаром легкие наполнялись лишь дымом пополам с пеплом. Земля под ним пропеклась досуха, булыжники мостовой раскалились, точно противень – того и гляди изжаришься. Джек поднялся на четвереньки, но не успел встать, как локти и колени бессильно подломились, отчего он вновь рухнул на мостовую. Однако таким образом ему удалось продвинуться вперед на фут, а то и на два, и посему он продолжил попытки – пополз, точно калека, прочь от грозившей опасности.

Дело было в том, что Джек пришел в чувство в узком проулке, между двух горящих домов. Оказавшись в сомнительной безопасности, посреди улицы, он обнаружил, что большая часть Ломбард-стрит охвачена пламенем, а защитники ее улизнули. Вывески, украшавшие дома богатеев, пылали, что твои ведьмы на кострах – и «Золотое Руно», и «Лис» и «Белый Олень». Казалось, все вокруг – фреска, изображающая Судный День и участь мирских богатств.