Ярослав Морозов - Ларин Петр и машина времени

— Знаете, Ситников, меня всё больше заботит эта история. Может быть… Мне кажется, лесничий Витожинский очень неравнодушен к своей кузине. Вчера, по крайней мере, весь вечер он просидел чернее тучи, и не думаю, что это потому, что он расстроился из-за вашей предстоящей дуэли. Я могу… В практической магии есть определённые приёмы, которые могут вынудить Северину побольше думать о Витожинском и поменьше — о вас.

— Нет, Пётр. Нельзя мешать людям страдать. Страдания облагораживают душу. Тем более страдания любовного свойства. Северина должна переживать и мучиться, раз уж её посетило чувство… — Внезапно Ситников осекся, поняв, что несёт несусветную чушь. — Нет, Пётр, нет, ни под каким видом. Ты не должен поддаваться искушению облегчать людям их желание добиться взаимности. Ужасная неприятность, которая случилась с тобой в будущем, когда ты не устоял перед соблазном подсластить переживания своей сестрёнке, могла ведь не случиться, если бы ты был осмотрительнее в том, что касается человеческих отношений. Не следует, Пётр, впутывать в них магию. Хорошо, если ты по-настоящему постараешься это понять…

— Подождите, Ситников… — Пётр чего-то не понимал. — Что может произойти в моём будущем после того, как мы вернёмся?

— Не будем гадать сейчас, Пётр. Решения, которые определяют всю нашу дальнейшую жизнь, мы должны принимать самостоятельно. Хотя, видит бог, непросто принять верное решение. Именно оно чаще всего кажется нам самым неправильным.

Эта туманная фраза слегка расстроила Петра, оставив его в полном недоумении.

…День прошёл без особых приключений. Ситников до обеда спал как убитый, послав деревенского мальчишку к графу, дабы тот сообщил, что учитель чувствует себя нездоровым, промочив ноги во время прогулки по болоту. Пётр бесцельно слонялся по лаборатории, ломая голову над подоплёкой последних слов, сказанных ему Ситниковым.

Уже в сумерках, закончив последние приготовления, Пётр и Ситников погрузили машину времени на тележку и, пыхтя и надрываясь, отбуксировали её к лесу, в то место, где рельсы вклинивались в угодья графа Разумовского. С трудом они поставили машину на рельсы. Ситников всё предусмотрел — ни один поезд не должен был пройти здесь до завтрашнего появления локомотива.

Ещё некоторое время прошло в молчании. Ситников принялся раскладывать костёр.

— Мы будем ночевать здесь?

— Конечно. Не забывай, что случилось с ней из-за нашей небрежности в две тысячи двадцать седьмом году. Ею может завладеть… какой-нибудь предок Руслана Зайченко.

Снова Ситников замолчал. Наконец, тяжко вздохнув, он сказал:

— Пётр, я принял решение. Завтра я не вернусь с тобой в будущее.

Ларин Пётр не нашёлся, что сказать.

— Вы о чём, Ситников?

Ситников грустно посмотрел на него.

— Разве не ясно? Я люблю эту женщину.

— Боже, Ситников, я же вас предупреждал! Ну вот, завтра вас убьют на дуэли. И ваша Северина сможет лишь поставить вам памятник с сентиментальной надписью.

Пётр ткнул Ситникову фотографию.

— Пётр, будущее можно изменить, и ты теперь знаешь об этом так же хорошо, как и я. Оно пока ещё не написано. Каждый человек создаёт своё будущее самостоятельно. Я не хочу позволить этой фотографии определить мою судьбу и пойти на поводу у предопределённости. Я хочу прожить свою жизнь, руководствуясь тем, что я считаю правильным… и своим сердцем.

— Ситников, вы же понимаете, что в таком случае ваша жизнь продлится ещё один день. Ситников, боже мой, Северина ведь умная женщина, она не такая, как другие. Вы должны поговорить с ней. Сказать ей правду. Она поймёт. Она будет знать, что вы должны вернуться в будущее. И ей будет не так больно.

— Как ты себе это представляешь, Пётр? Мы сами не очень-то хорошо понимаем, как это у нас получилось. Северина тронется умом, если я заговорю с ней об этом. Или подумает, что разыгрываю её.

— Может быть. Но… почему не взять её с нами в будущее?

— Её в будущее… — Петру показалось, что эти слова отрезвили Ситникова.

С минуту тот молчал.

— Спасибо, Пётр. Ты напомнил мне о том, что я прежде всего учёный. И я в ответе за последствия своих экспериментов. Никому не дано права вмешиваться в пространственно-временную последовательность ради своих страстей. Мы вернёмся в две тысячи второй год и уничтожим эту проклятую машину. Кто бы мог подумать, что путешествовать во времени — это так больно?

Пётр так и уснул у костра, накрывшись грубым шерстяным одеялом, прихваченным для него Ситниковым. Тепло пылающих веток разморило его, и парнишка сам не заметил, как уснул. Последнее, что он увидел, прежде чем смежить веки, — скорбный профиль Ситникова, склонившего голову на колени в напряжённом раздумье.

Прошёл почти час, когда Ситников наконец решился. Рывком поднявшись, он почти бегом двинулся к дороге. Полчаса спустя он перемахнул через забор дома церковного старосты и несмело постучал в окно Северины Сидорович.

Крохотный огонёк свечи явственно говорил о том, что в комнатке не спят. Северина отворила окно почти сразу. Она всё с тем же ничему не удивляющимся взглядом зябко куталась в тёплый шерстяной платок.

— Это я, Ситников, — несмело подал голос изобретатель.

— Вижу, — улыбнулась Северина.

О том, что происходит нечто ужасное, Северина догадалась сразу. Насмешливоприветливая улыбка исчезла с её лица.

— Погоди, я сейчас открою засов, и ты войдёшь.

— Нет, Северина, нет.

— Что-то случилось?

— Нет… То есть да. Северина, я пришёл попрощаться.

Северина непонимающе помотала головой.

— Как попрощаться? Ты… уезжаешь? А когда ты вернёшься?

— Северина… Никогда. Мы, боюсь, больше никогда не увидимся.

— Юлиан… — прошептала она потерянно.

— Северина, я хочу сказать, что очень люблю тебя. Но я понял, что мне здесь не следует больше находиться. Мне здесь, как оказалось, всё же не место. — Ситников старался быть предельно искренним. — Я должен вернуться туда, откуда приехал.

— Но откуда, Юлиан?

— …Любимая, я не могу тебе этого сказать.

В одно мгновение молодая женщина перепрыгнула через подоконник и, роняя платок, оказалась рядом с Ситниковым.

— Тогда… Тогда возьми меня с собой.

— Он отвёл глаза.

— Туда, куда я уезжаю, я не могу тебя взять. Даже если бы я очень захотел, я не смог бы взять тебя с собой, — он умолк. — Поверь, я никогда тебя не забуду. Я очень тебя люблю.

Она беззвучно расплакалась, пряча лицо в ладонях.

Хлопая ресницами, он смотрел на неё как побитая собака.

— Я… я не понимаю, что ты хочешь сказать, — с трудом выговорила она, глотая слёзы.