Джо Уолтон - Клык и коготь [litres]

Селендра совсем не желала провести весь день над скучными приглашениями, но не могла сказать об этом теперь, когда сомневались в ее девичьих навыках.

– Конечно, я умею писать, – сказала она. – Я много лет писала для отца.

– Тогда решено, – сказала Благородна с улыбкой, зная, что эту схватку она выиграла. – А чем займутся остальные?

– Идет такой снег, своего хвоста не разглядишь, – сказал Шер. – Я уверен, что через час-другой он прекратится. К этому времени вы с Селендрой, конечно, управитесь, и я смогу вывести ее на прогулку осмотреть окрестности. Не хочешь ли пойти с нами, Фелин? Мы сможем по дороге зайти в шляпный магазин.

Селендра благодарно улыбнулась Шеру. Благородна заметно скисла.

– Я должна присматривать за детьми, – сказала сокрушенно Фелин.

– Я присмотрю за детьми, дорогая, – сказал Пенн.

– Но они захотят осмотреть чуть ли не половину Ириета, – запротестовала Фелин.

– Я могу отвести их в Церковь Святого Вувьера, где любому драгонету есть на что посмотреть, и это будет им полезно, – сказал Пенн решительно бодрым тоном.

– Возьмите с собой Эймер, – предложила Фелин.

– Если ты считаешь, что так лучше, – сказал Пенн, поднимаясь и обтирая грудь. Он поклонился Шеру и Благородной.

– Мы увидимся за обедом?

– Да, и не опаздывай, потому что после обеда я собираюсь позвать всех в театр, – сказал Шер.

Селендра подскочила так, будто у нее только что прорезались крылья и она впервые с восторгом смогла оторваться от земли.

– Театр?

– Ничего неподобающего для моей сестры, я надеюсь? – спросил Пенн, пытаясь улыбнуться, но не совсем удачно.

– Ничего неподобающего для кого бы то ни было. «Разгром Яргов» Этанина. – Шер дружелюбно улыбнулся всей компании. – Я заказал достаточно мест для всех, включая драгонетов.

– Это классика, – заверил Пенн Фелин, которая пыталась протестовать движением хвоста. – Этанин – великий поэт. Пьеса имеет образовательную ценность. Мы ставили ее в школе.

– Историческая, – сказал Шер, кивая Фелин. Он внезапно встал, перекинул хвост вперед и поднял лапы в деланой позе ужаса.

– Так вот оно что, это измена! – воскликнул он трагически. После этого он пригнулся, плотно прижал крылья к спине и, вытянув перед собой хвост, заговорил низким вкрадчивым голосом.

– Ты говоришь – измена? Я не стану отрицать. Но ты имеешь в виду измену Яргам, нашим господам, в то время как я не устаю повторять, что измена в том, что они – наши хозяева, это измена нашей собственной природе драконов. Ты говоришь, что мы принесли присягу верности, но что толку в этой верности, если она построена на лжи, уродует души, превращает когти в руки, – он опасно изогнул когти, – чешуя опадает, – он содрогнулся, – с наших крыльев, связанных за спиной, – что, разве не измена себе – так жить?

Селендра всплеснула лапами.

– Ты прекрасен так же, как и пьеса!

– О, благодарю вас, Ваше Величество, – раскланялся Шер, как артист. – Всего лишь воспроизвожу историю нашей великой нации.

– Ну, не подлинную историю, – вмешался Пенн. – В этом больше поэзии, чем истории. Ярги победили нас потому, что владели оружием, и, как только мы тоже завладели оружием, мы их вышвырнули. Из пьесы Этанина можно понять, что мы это сделали голыми когтями и пламенем, в то время как уже Нашествие доказало, что клыки и пламя ничего не дают против пушек.

– Пенн, не будь таким скучным, – сказал Шер.

– Шер, не будь таким романтиком, – сказал Пенн точно таким же тоном, и на мгновение каждый увидел, какими они были в драгонетстве, когда, будучи едва ли на десять лет старше Герина и Вонтаса, встретились в школе. На мгновение все три присутствующие дамы объединились, взирая на своих драконов с одинаковой любовью.

– Я должна подготовить драгонетов к выходу в свет, – сказала Фелин, прерывая момент. – Я надеюсь, Шер, что эта пьеса, историческая она или нет, станет хорошим опытом. Я никогда не видела ни одной пьесы.

– И я не видела, но всегда хотела, с тех пор как Пенн рассказывал мне о театре, когда я только-только вылупилась, – сказала Селендра, направляясь к двери. – Мне надо освежиться, и я присоединюсь к вам в работе над приглашениями, Матушка.

Она вышла, а Пенн и Фелин – вслед за ней.

– Матушка, – горько повторила Благородна. – Она специально так говорит, чтобы позлить меня.

– Не надо заводить с ней стычки, – сказал Шер. – Я уверен, вы бы друг другу понравились, если бы сложили оружие.

– Она хочет сражаться со мной, – сказала Благородна. – Разве ты не видишь этого? О, я знаю, что моя вина прежде всего в том, что я ее провоцирую, но я уже вижу, что мне придется за это заплатить. Иногда мне кажется, что воевать со мной она хочет больше, чем выйти за тебя.

Шер задумался. Он старался примирить их уже больше недели и преуспел в этом очень мало.

– Я понимаю, почему ты можешь так думать, – сказал он, подавляя стремление без оглядки защищать Селендру и стараясь судить трезво. – Но – нет, я знаю, что она меня любит.

– Я не вижу следов этого на ее чешуе, – сказала его мать.

– Она ждет, пока ты ее примешь, я говорил тебе об этом, – сказал Шер. – Я видел любовь в ее глазах.

– Глаза могут лгать, – сказала Благородна. То, что в этой ситуации Селендра оставалась девственно-золотой, было ее единственным утешением. – Я думаю, она совсем тебя не любит, я думаю, она хочет мстить мне, потому что я попросила ее оставить тебя в покое.

– А я совершенно уверен, что она меня любит, – сказал Шер, упорно думая о том, что он прочитал в глазах Селендры на заснеженном лугу утром Глубокозимья под ледяным солнцем.

– А я совершенно уверена, что ты – глупец, – сказала Благородна. – И кого же из захудалых родственников невесты я должна пригласить на прием, если они все судятся друг с другом?

– Эйнар и Даверака, – ответил Шер.

– Я вижу, что остатки понимания светских обычаев у тебя все же сохранились, – сказала его мать. – Если она и приводит в семью хоть кого-то с титулом, так это Даверака.

– Тебе следует быть вежливой с ней, – сказал Шер, наклоняясь и ловя взгляд матери. – Что бы ты ни чувствовала и что бы ты ни думала, ты будешь вежлива, ты перестанешь задираться и стараться испортить ей удовольствие, ты организуешь этот прием в честь нее, а когда я тебе скажу, ты поприветствуешь ее появление в нашей семье.

– Вельд поразит меня за эту ложь.

– Я – глава этой семьи. Я – Благородный Бенанди, – сказал Шер.

– Всем об этом хорошо известно, – сказала Благородна.

– Тогда послушай меня как главу семьи. Ты поприветствуешь Селендру, когда я тебе скажу, или я подам тебя на наш свадебный пир.

– Не посмеешь, – сказала она.

Шер только посмотрел на нее.

– Ты не посмеешь, – сказала она. – Прославиться как Благородный Лорд, который съел мать, когда она была еще крепкой и здоровой?